Вслед за тем призрак вновь просочился сквозь стену и вместес поручиком Ржевским помчался за Генкой.

К тому времени, как призраки догнали его, опомнившийсяБульон сумел уже оседлать теннисную ракетку. Теперь Генка летел, низкосклонившись над ней. Возможно, для длиннющего Генки она была коротковата, затоотлично лавировала и вписывалась в повороты. Он сумел даже лихо избежатьстолкновения с рекламным щитом, на котором застыла коротко стриженная девица,употреблявшая жевательную резинку после и даже вместо обеда.

Неуемный поручик немедленно вспорхнул к девице на щит ипринялся страстно шептать, объясняясь в любви:

– Мы так похожи. Я призрак, а ты лишь тень кого-то, ктозабыл о тебе! Две судьбы, два одиночества, два пылких сердца! Почему бы нам небыть счастливыми? Правда, я женат, но это у меня хроническое…

Рекламная девица начала уже млеть и томно вздыхать, но тут вщит на всех парах врезался Бульонов, пытавшийся освоить у ракетки задний ход.Щит отбросил его, но край ракетки порвал бумагу. На том месте, где у рыжейдевицы была голова, образовалась дыра.

– О нет! Ты убил мою любовь! Я никогда не прощу тебеэтого! На тебе ее кровь! – трагически завопил Ржевский.

– У нее нет крови! Она была бумажная! – вяловозразил Генка, радуясь, что вообще удержался на ракетке.

– Дурак, что ты понимаешь! – горько сказалРжевский. – Если считать живыми лишь тех, в ком течет литров пять крови ибулькает литр супа в желудке, мир вскоре станет убогим и сузится до однихлопухоидов! Бумажная или нет – я любил ее. Эта минута, что мы были вместе,стоит всех веков от сотворения мира!

– Ерунда!

Поручик нахмурился, рискуя потерять брови.

– Бульонов! Я глупый призрак с ножами в спине, спроеденной молью совестью и однообразными шуточками! Но я скажу тебе одну вещь,банальную, как истина, и гениальную, как воровская отмычка! Люди – канатоходцы.Они идут по канату и каждый миг грозят сорваться. Канат – их внутреннийстержень. И когда они срываются, полет бывает не всегда кратким, но всегдаболезненным… Так вот, Бульонов, твой канат очень и очень тонкий!.. Понял? Атеперь я вновь становлюсь глупым! Долой лишние мозги! Они препятствие на пути ксчастью!

Генке стало жутковато. Хорошо еще, что Безглазый Ужас не былнастроен долго оставаться на месте. Захватив с собой осиротевшего поручика иБульонова, он помчался над городом. Встречный ветер быстро выдул из поручика Ржевскоговсю философию и вернул призрака в прежнее легкомысленное состояние. Излечившисьот своей вековой скорби, он с интересом стал поглядывать по сторонам.

– Прр-р! – завопил он, замирая у кирпичнойвысотки. – А вот этот домик мне знаком! Здесь живет мой хороший друг дядяГерман, в чемодане… тьфу ты… в квартире у которого я провел нескольконезабвенных дней. Заглянем?

– У нас мало времени. Нас ждут в Тибидохсе! –заупрямился Безглазый Ужас.

– Но дядя Герман повелитель вампиров! И вообще это домГроттерши и Пипы Дурневой! – соблазнял Ржевский, обожавший заглядывать вместа, с которыми у него были связаны воспоминания.

– Я был принят во всех лучших королевских домах Европы!Собираясь во дворец какого-нибудь герцога, я еще задумывался, стоит лиутруждать себя. Что мне какой-то формальный председатель вампиров, который ниразу не удосужился даже слетать в Трансильванию! – небрежно сказал Ужас.

Поручик Ржевский с тоской посмотрел на окна квартирыДурневых. Похоже, уломать Ужаса будет не так просто. И он пустил в ходпоследний козырь.

– Но у него очень толстая жена! – произнес он.

На безобразном лице Ужаса мелькнул интерес.

– В самом деле? – спросил он вскользь. –Разве сейчас, в наше тощее время, бывают по-настоящему крупные женщины? Когдамоя возлюбленная баронесса Крампф, резвясь, села в седло моего боевого коня, тосломала ему хребет. А ведь этот конь легко выдерживал мою тяжесть и тяжестьмоих боевых лат!

– А мне всегда нравились худые! В них спьяну сложнеепопасть подушкой, – ностальгически сказал Ржевский.

Безглазый Ужас пожал плечами.

– И что же, мон шер, у повелителя вампиров действительнотолстая жена? – переспросил он.

– Более чем. Она не только сломала бы спину твоейлошадке, но и вдавила бы ее в землю по самые глаза, мон шер! –подстраиваясь под его тон, заверил его поручик.

Ужас задумался. Страшные провалы его глаз полыхнули особыммечтательным огнем.

– Разумеется, ты врешь, но почему бы не посмотреть? Яуверен, твоя толстуха окажется тощей, как селедочный скелет, но мне интереснопосмотреть, насколько измельчали лопухоиды. Так и быть, полетели. Просто длярасширения кругозора, – согласился он.

Процессия из двух призраков, которую замыкал Бульонов наракетке для большого тенниса, медленно приблизилась к дурневским окнам.

* * *

Дурневы не спали. Тетя Нинель в белой ночной рубашке,громадная, как снежная гора, порхала по гостиной, вспоминая свое балетноепрошлое. С недавних пор она чередовала занятия ушу с занятиями балетом. Живущийвнизу мафиози давно уже тихо молился, глядя на качающуюся люстру. Как-то раз онотправил своего телохранителя разобраться, но телохранитель так и не вернулся,а через некоторое время позвонил уже из Мурманска. Как он оказался там, он непомнил. Дядя Герман же с Халявием долго спорили, кто первым выпустил из шкафасапоги со шпорами…

Расположившись в кресле, Дурнев от всей души стучалуказательным пальцем по калькулятору. Он переводил килограммы в граммы и рублив евро. Из всего этого можно было заключить, что он собрался продать очереднойзолотой холодильник, предварительно распилив его на части. Холодильник сталзолотым не далее как вчера, когда обрусевший царь Мидас решил выпить сто грамми закусить колбаской. Разумеется, и бутылка и колбаса тоже стали золотыми, нодля Дурнева и его нового делового партнера генерала Котлеткина это была слишкомнесолидная партия.

Теперь же царь Мидас – он же скромный оборотеньХалявий, – поджав ноги, сидел на диване и, тоскуя по манекенщицам, дразнилтаксу Полтора Километра. С этой целью он быстро спускал с дивана пятку и крутилею перед носом у собаки, поспешно отдергивая, когда такса кидалась в атаку.

Ванька Валялкин, которому надоело разглядывать стены вПипиной комнате, тоже перебрался в гостиную к Дурневым. Он скучал и, чтобыкак-то развеяться, собирался попросить у дяди Германа устроить его в зоопаркподсобным рабочим. Это, как сказал ему на прощанье Тарарах, стало бынезаменимым опытом для будущих занятий ветеринарной магией.