Мисс Уильямс подняла голову и твердо сказала:

– Нет, не верила. Но я прошу вас понять, мсье Пуаро, что ябыла целиком на стороне миссис Крейл. Если хотите, мои симпатии принадлежалией, а не полиции.

– Вы хотели, чтобы ее оправдали?

Мисс Уильямс ответила с вызовом:

– Да, хотела.

– Тогда вы разделяете чувства ее дочери?

– Я полностью разделяю чувства Карлы.

– У вас не будет возражений, если я попрошу вас письменноизложить в деталях ход трагедии?

– Для нее, чтобы она прочитала?

– Да.

Мисс Уильямс медленно проговорила:

– У меня нет никаких возражений. Она твердо решила вестирасследование?

– Да. Хотя я считаю, что было бы лучше спрятать от нееправду…

Мисс Уильямс прервала его:

– Всегда лучше смотреть правде в глаза. Нет смыслауклоняться от несчастья, фальсифицируя события. Карла, наверное, была сильнопотрясена, когда узнала правду. Теперь она хочет знать подробности трагедии.Мне кажется, что это естественное желание, присущее молодой, смелой женщине.Зная все, она сумеет забыть и займется своей собственной жизнью.

– Возможно, вы и правы.

– Я убеждена, что права.

– Но, видите ли, есть еще кое-что. Она не просто хочет знатьправду. Она хочет доказать, что ее мать не виновна.

– Бедное дитя!

– Вы так думаете?

Мисс Уильямс ответила:

– Теперь я понимаю, почему вы сказали, что было бы лучше ейникогда не знать правды. И все же я считаю, лучше, если она ее будет знать.Естественно, она надеется установить невиновность матери. И какой горькой нибыла бы правда, я думаю, после того, что услышала от вас о Карле, онадостаточно мужественна, чтобы встретить правду не содрогнувшись.

– Вы уверены, что это будет именно такая правда?

– Я вас не понимаю…

– Вы не усматриваете никакого изъяна в предположении овиновности миссис Крейл?

– Не думаю, что утверждение о ее невиновности кем-либовоспринималось серьезно.

– И все же она утверждала версию самоубийства.

Мисс Уильямс ответила:

– Несчастная женщина должна была что-то говорить.

– Знаете ли вы, что перед смертью мадам Крейл оставила своейдочери письмо, в котором торжественно клянется в невиновности?

Мисс Уильямс пристально поглядела на него.

– Лишняя забота с ее стороны.

– Вы считаете?

– Да, безусловно. А вы сентиментальны, как и большинствомужчин…

Пуаро прервал ее раздраженно:

– Я не сентиментален.

– Мсье Пуаро, иногда существует то, что я назвала быошибочной сентиментальностью. Зачем человек пишет подобную ложь в такуюторжественную минуту? Для того, чтобы избавить своего ребенка от страданий. Такпоступили бы многие женщины. Но я не ожидала этого от миссис Крейл. Она быласмелая женщина и честная. Нисколько не похоже на нее – просить девушку неосуждать ее.

Пуаро почти в отчаянии сказал:

– Следовательно, вы даже не допускаете, что Кэролайн Крейлписала правду?

– Нисколько!

– И тем не менее вы любили ее?

– Я любила ее. Я питала к ней большую любовь и глубокуюсимпатию.

– Тогда…

Мисс Уильямс с большим удивлением посмотрела на него.

– Вы не понимаете, мсье Пуаро. Не имеет значения, что яговорю вам теперь, после стольких лет. Но, видите ли, я точно знаю, что миссисКрейл была виновна!

– Точно знаете?!

– Да. Не знаю, хорошо ли я сделала, скрыв это тогда. Но факт– я это скрыла. Вы должны поверить мне, мсье Пуаро: Кэролайн Крейл былавиновна. Я знаю это абсолютно точно.

Апартаменты Анджелы Уоррен выходили на Риджентс-парк. Воткрытое окно струились сладковатые запахи. Можно было подумать, что ты вдеревне, если бы не беспрерывный и надоедливый уличный шум.

Пуаро стоял спиной к окну, когда услыхал скрип двери. ВошлаАнджела Уоррен. Он видел ее не впервые. Он уже воспользовался удобным случаем –конференцией Королевского географического общества – и пошел ее послушать.Конференция была, по его мнению, интересной, хотя несколько суховатой дляширокой публики. Мисс Уоррен говорила прекрасно, без запинки, не повторяясь.Чистый, мелодичный голос. Никакого подстраивания под вкусы публики, ждущейсенсаций и романтики. В ее докладе очень мало отступлений – четкое изложениефактов, надлежащим образом проиллюстрированных отличными диапозитивами.Интересные выводы, высокий научный уровень.

Пуаро она понравилась. «Вот, – сказал он себе тогда, –организованный разум». Теперь, разглядывая ее вблизи, отдавал себе отчет в том,что Анджела Уоррен могла бы быть очень красивой женщиной. У нее правильные,хотя немного суровые черты лица, прекрасные черные брови, умные карие глаза,нежная, белая кожа, прямые плечи и немного мальчишеская походка.

Можно с уверенностью сказать: ничто в ее внешности невызывало сходства с поросенком, который с плачем куда-то бежал… Но правую еещеку пересекал страшный шрам; глаз слегка перекосился, уголок его был оттянуткнизу. Никто не мог бы и заподозрить, что глаз этот ничего не видит. Эркюлю Пуаропоказалось, что Анджела Уоррен сжилась с этим изъяном и теперь не обращает нанего внимания. Ему пришло на ум, что из пяти человек, которые пробудили егоинтерес, она, возможно, вступила в жизнь с минимальными преимуществами, носумела добиться успеха и счастья.

У Эльзы поначалу было все – молодость, красота, богатство, –и она преуспела меньше всех. Она напоминала цветок, прихваченный морозом,который увял, не успев распуститься. Сесили Уильямс не обладала особымидостоинствами и не могла похвастать какими-то достижениями. Но, по мнениюПуаро, она не падала духом и не жаловалась на невзгоды. Ее вполне удовлетворялажизнь, и она по-прежнему интересовалась событиями и людьми. Строгоевикторианское воспитание служило ей верной опорой, поддерживая умственные иморальные силы. Она была убеждена, что выполняет свой долг на той стезе,которая указана ей свыше, и потому-то ее никогда не одолевали чувства зависти инедовольства. Она жила воспоминаниями и маленькими радостями, которые моглаиногда себе позволить благодаря строгой экономии. Все это помогало ей сохранитьфизическое здоровье и интерес к жизни.