Она тяжело вздохнула и кивнула.

— Извините.

Грустно улыбнувшись, Эдвина встала, поцеловала его в щеку ирассеянно поправила шляпку, купленную ее матерью в Париже. Бен проводил девушкудо дверей и смотрел, как она спускается по лестнице. Эдвина обернулась,помахала ему рукой и исчезла, а он все думал, какая же она чудесная девочка. Апотом поправил себя: она больше не девочка, она женщина. Самая замечательная насвете молодая женщина.

Медленно тянулось лето. В июле, как и при родителях, Эдвинаповезла детей на дачу близ озера Тахо, которую они снимали у друзей отца. Онивсегда проводили там часть лета, и Эдвина хотела, чтобы и сейчас все оставалосьпо-прежнему.

Они жили в маленьких уютных домиках; мальчишки гуляли, удилирыбу, а Эдвина готовила еду и ходила купаться с Тедди и девочками. Они велитихую, размеренную жизнь, и здесь-то наконец Эдвина почувствовала, что онистали приходить в себя. Это было то, что нужно для них, и даже Эдвине пересталисниться кошмары про ту страшную апрельскую ночь. Вечерами, лежа в постели, онавспоминала, что они делали днем, а потом ее мысли опять возвращались к прошломулету, когда они были здесь вместе с Чарльзом. Чем бы она ни занималась, она всевремя думала о нем, и ее воспоминания были нежными и горькими.

Раньше все было по-другому. Отец придумывал для мальчиковвсякие игры, а Эдвина много гуляла с мамой вокруг озера, собирая полевые цветы.Они разговаривали о жизни, о мужчинах, о детях, о замужестве, и именно здесьЭдвина призналась маме, что любит Чарльза. Правда, это ни для кого не былосекретом, и Джордж постоянно ее подкалывал, но Эдвина не обращала внимания наего шуточки. Она готова была объявить о своей любви всему миру. Она пришла ввосторг, когда Чарльз приехал к ним в Сан-Франциско. Он привез гостинцыдевочкам, новый велосипед Джорджу и книжки в красивых переплетах Филипу. Всемтак понравились его подарки… а потом они пошли гулять в лес.

Эдвина часто вспоминала те дни и чуть не плакала,возвращаясь в настоящее. Для нее это лето стало испытанием. Она пыталасьзаменить детям маму, но порой казалась себе такой беспомощной. Она училаАлексис плавать, присматривала за Фанни, играющей на берегу. Тедди почти неотходил от нее, а Филип подолгу разговаривал с ней о Гарварде. Ей пришлосьстать всем для них: защитницей, другом, наставником и советчиком.

Они прожили на даче неделю, как вдруг неожиданно приехал Бенс подарками для всех и книгами для Эдвины. С ним было так интересно и весело,все обрадовались ему, как любимому дяде. Даже Алексис радостно смеялась,подбегая к нему. Ее белокурые локоны свободно разлетались, когда она бежала поберегу босыми ножками. Она походила на волшебного эльфа. Тедди привычноустроился на руках у сестры, обхватив ее шею ручонками.

У Бена слезы наворачивались на глаза, когда он смотрел наних и думал, как много они для него значат.

— Вы все отлично выглядите.

Тедди сполз с рук Эдвины и со смехом погнался за Алексис.Эдвина улыбнулась, откидывая назад прядь блестящих черных волос.

— Детям здесь нравится.

— Мне кажется, тебе тут тоже хорошо. — Бен судовольствием отметил, что она загорела, немного поправилась, но не успелтолком поговорить с нею, как дети облепили его.

Они весь день играли, а в сумерках, когда дети наконецугомонились, Бен присел рядом с Эдвиной.

— Как здорово, что мы опять здесь.

Она не сказала, что тут все напоминает о родителях, но они итак это оба знали. И Эдвина чувствовала себя с Беном легко, откровенно говорилаобо всем, ведь он был самым близким другом ее родителей. Так странно приехать вместа, куда они ездили раньше все вместе. Будто они надеялись найти их тут, номало-помалу все дети осознали, что папа с мамой ушли навсегда. Так и сЧарльзом. Трудно было поверить, что он никогда не приедет из Англии… никогда невойдет в их дом.

Эдвина и дети долго жили воспоминаниями, и теперь в первыйраз они почувствовали, что жизнь продолжается, и немного повеселели.

Сидя в сумерках рядом с Беном, Эдвина обнаружила, чтоспокойно говорит с ним о родителях и даже смеется при воспоминании об ихразвлечениях в прошлое лето И Бен тоже смеялся, вспомнив, как Берт напялил насебя медвежью шкуру и напугал до полусмерти его, Кэт и Эдвину, ввалившись вдомик с громким рычанием.

Они вспоминали, как ходили рыбачить на маленькие речушки,спрятанные в лесах, как катались целыми днями по озеру на лодке. Любой пустяк,любая смешная подробность стали для них теперь драгоценными воспоминаниями. Впервыеза несколько месяцев они приносили скорей утешение, чем боль, и Эдвине оченьхотелось разделить эти воспоминания со всеми детьми.

— Ты отлично с ними справляешься, — похвалил Бен,и Эдвина была приятно тронута его словами: иногда она не чувствовала в себеособой уверенности.

— Я стараюсь, — вздохнула она, — но Алексисвсе еще очень пуглива, Филип как-то подавлен, а малышам иногда снятся кошмары.С ними нелегко.

— Всегд?? трудно растить детей, но все равно этопрекрасно. — Наконец он осмелился сказать то, о чем думал несколькомесяцев, но вслух говорить не решался:

— Тебе надо больше бывать на людях. Твои родители невсе время посвящали вам, они путешествовали, встречались с друзьями, отецруководил газетой, да и у мамы было много интересов.

— Вы предлагаете мне поступить на работу? —усмехнулась Эдвина, поддразнивая его, но Бен покачал головой.

Он был приятным мужчиной, но Эдвина никогда не думала о неминаче, как о папином друге и своем «приемном» дяде.

— Нет, я имею в виду, что тебе надо общаться с друзьями.

С Чарльзом она постоянно куда-нибудь ходила. Бену оченьнравилось, когда она, с сияющими глазами, шла с Чарльзом, одетая в красивоеплатье. Ей нельзя вести жизнь затворницы или многодетной вдовы, ведь ее жизньне кончена, а только начинается.

— Разве прекратились вечеринки, на которые… тыходила? — Он побоялся упомянуть Чарльза, чтобы не причинить ей боли, иЭдвина опустила глаза.

— Сейчас не время для этого. Слишком недавно все было,и без Чарльза ей будет очень трудно. Она вообще не хотела никуда большевыезжать, по крайней мере сейчас она так думала. И в любом случае, напомнилаона Бену, пока она в глубоком трауре по родителям. Она носит только черное и неимеет желания никуда ходить, разве что с детьми.

— Эдвина, — твердо прозвучал голос Бена, —тебе надо покончить со своим затворничеством и выезжать.

— Я буду… когда-нибудь. — Но в ее голосе не былоуверенности.

Бен надеялся, что, может быть, она передумает. Ей двадцатьодин, а она ведет монашеский образ жизни. Ее день рождения прошел почти незамеченнымв этот год, необычный лишь только тем, что она теперь совершеннолетняя и можетподписывать бумаги.