«Почему это я – Любочка? Ах, да! Он же глуховат. И к тому жепутает живых людей с литературными персонажами», – вспомнила Люданаставления любезного Мити из дома номер десять и вслух сказала:

– Мне больше нравится, когда меня называют Людой.

– Действительно? Ну ладно. Конечно, если вам таккомфортней...

– Просто я к этому привыкла. Все друзья называют меня Людой.

– Хорошо, я тоже буду вас так называть. А вы можете называтьменя Димой. – Люда пристально посмотрела на него, и он тут жестушевался. – Или Дмитрием... На первых порах. Так где же ваши вещи?

– Я налегке. Не собираюсь оседать у вас надолго, –обнадежила она его, внимательно оглядывая коридор от пола до самого потолка идолго задерживая взгляд на самых обычных предметах. – Думаю, мы быстреньковсе обкашляем.

– Почему быстренько? – изумился Грушин.

– Я сама задаю себе сроки.

– Но если мы с вами найдем общий язык, вы ведь останетесь,правда?

Грушин готов был даже заискивать перед ней. Он, черт побери,согласился на дичайшую авантюру, он дал слово своей племяннице, что женится наее подруге, хотя никогда ту в глаза не видел, он все это время боролся со своейпаникой... Нет, теперь, когда Люба – тире – Люда приехала, он просто не мог ееотпустить.

– Боже мой, какой красавец! – воскликнула тем временемЛюда, заметив наконец притаившегося под вешалкой кота. – Само очарование!Как его зовут?

– Ганимед Ванильный Дым, – послушно ответилГрушин. – Можно просто Ганя, он не обижается.

– Иди ко мне, Ганя. – Люда наклонилась и подхватилакота на руки. Прижала к груди и почесала за ухом. Поганец мгновенно размяк,закатив глаза и безвольно свесив задние лапы.

Однако счастье улыбалось ему недолго. Люда оказалась кипучейнатурой и долго нежить обладателя пушистого меха оказалась не способна. Подостоинству оценив уютный интерьер коридора, она отпустила кота на волю, окоторой он, в общем, не очень-то и мечтал, и обратила свой взор на банкетку,стоявшую возле самой двери.

– А можно я ее подвину? – спросила она азартно.

– Двигайте.

– Потому что когда открывается дверь, она бьется углом...

– Двигайте, двигайте.

– И если так будет продолжаться некоторое время, на двериостанется безобразная отметина.

– Можете подвинуть банкетку.

– А на самой банкетке облупится лак, и это тоже получитсянекрасиво.

– Вы все время разговариваете? – не выдержал Грушин.

– Ну да. Все люди разговаривают друг с другом. Даже немыеразговаривают при помощи жестов, чего тут удивительного?

– Люди не всегда разговаривают, – осмелился возразитьГрушин.

– Всегда, – отрезала Люда. – Некоторые даже во снеразговаривают.

– Вы тоже? – испугался он.

– Нет. Впрочем, не знаю. Потому что я сплю одна. Но раньше,когда мы жили в одной комнате с сестрой, она иногда храпела. Я ее подкалывала,и в отместку она говорила, что я во сне пою. Наверняка в отместку. Потому чтосама я никогда не слышала, чтобы люди во сне пели!

Грушину стало смешно, и он криво улыбнулся. Это была егофирменная улыбка, которую он считал слишком широкой для обычных случаев.

Тем временем Люда продолжала свои изыскания. Разделавшись сбанкеткой, она обратила взор сначала на шкаф, в котором хранилась зимняяодежда, потом на тумбочку и, наконец, добралась до пестрого мексиканскогоковрика, на котором стояли экономкины тапки.

– Как ее зовут? – спросила Люда, показав на нихглазами. Она была уверена, что тапки принадлежат жене профессора, котораяубежала в Прагу с любовником.

– Евдокия Никитична.

– Вот как? Наверное, интересная личность. Очень сильная ивластная, как мне кажется.

– Не в бровь, а в глаз, – согласился Грушин. –Если вдруг отправишься обедать, а руки не вымоешь, такая гроза начинается!Чувствуешь себя пятилетним мальчишкой. Или вот стакан с соком поставишь нажурнальный столик без салфетки, она голову готова оторвать. Ненавидит пятна!Борется с ними всеми возможными способами. Однажды гоняла меня полотенцем повсей квартире. Если честно, я боюсь ее до смерти. Но терплю. Потому что онаотлично управляется с хозяйством.

«Клинический случай», – решила Люда, а вслух сказала:

– Да, могу вам только посочувствовать. Что ж, теперьотправимся в комнату, если вы не против. Только я должна подготовиться.

– К чему? – удивился Грушин.

– К знакомству с вашим жилищем. Мне нужно немного времени,не возражаете?

– Нет. Я могу чем-нибудь помочь?

– Можете, – кивнула она. – Помолчите несколькоминут, хорошо? Дайте мне сосредоточиться. Прежде чем войти в квартиру, мненужно вызвать в себе определенное состояние.

«Ей трудно войти в чужой дом просто так... Все это отодиночества», – подумал Грушин. И ему вдруг стало отчаянно жалко Люду. Самон, замученный пересудами и кривыми взглядами коллег и соседей, отчаянножелающий сравнять счет с теми, кто легко проживал свою жизнь, кожей ощутил своес ней родство. Его охватило странное возбуждение – словно в предчувствиичего-то невероятного.

Тем временем Люда закрыла глаза, сначала напряглась, потомрасслабилась и принялась размеренно дышать, забирая воздух короткими порциями,а выпуская медленно, со змеиным шипением. Это была ее собственная техника,помогавшая быстро входить в особое состояние, которое позволяет видеть людей ипредметы окрашенными в разные цвета спектра.

Конечно, цвет был условностью. Скорее, на уровне эмоций итепловой реакции кожи, нежели на уровне зрения, она ощущала слабые токи,исходившие от живых и неживых тел. Именно эти токи имели ни с чем несравнимую,индивидуальную окраску. В языке не находилось названий для тысячи видимых Людойоттенков, но названия ей были и не нужны. Все светлые тона она считалабезвредными для людей, очень яркие – тревожными, а темные – весьма опасными.Люди не понимали, как легко можно очистить дом с помощью влажной уборки,свежего воздуха, естественных ароматов, солнечного света, хорошей музыки идобрых мыслей. Поэтому Люда никогда ничего никому не объясняла. Но после ееухода хозяева чувствовали себя гораздо лучше в собственной квартире.

Помогала Люда только знакомым или знакомым знакомых иникогда не брала за это платы, искренне считая, что, раз ее наградили особымдаром, она должна этот дар хоть как-то реализовывать. Деньги же зарабатывала,занимаясь дизайном букетов, и создала в Питере собственную маленькую фирму,которая вполне успешно существовала на рынке.

– Ну вот, – сказала Люда Грушину, который все это времянаблюдал за ней, затаив дыхание. – Теперь я готова к осмотру квартиры. Ямогу войти?