– Пожалуйста, конечно, я не против.

– И кухню, и ванную тоже нужно будет обследовать.

– И ванную тоже? Ну хорошо, если вам так хочется.

– Хочется не хочется, а мне с этим работать, – отрезалаЛюда, изрядно озадачив Грушина.

Он некоторое время размышлял над ее словами, после чегоосторожно заметил:

– А мне нравится, как у меня тут все устроено. Непредставляю, зачем прикладывать какие-то усилия и...

– Действительно, ничего не могу сказать, в квартиречисто, – не дала ему договорить Люда, которая, очутившись в гостиной,быстро обошла ее, осмотрев углы и закоулки. – Не понимаю, отчего вашаЕвдокия Никитична так переживает.

– Ее очень мучает Ганина шерсть.

Ускользающая от пылесоса Ганина шерсть скатывалась легкимиклубками и шевелилась в углах, доводя экономку до исступления. Когда онаохотилась за ней с тряпкой, шерсть взлетала к потолку и, словно НЛО, носиласькругами, беснуясь в потоках воздуха, прилетавших с балкона.

– Ну, Ганина шерсть – это даже благо, отвечу я вам. Живоесущество, забирающее плохую энергию, действует на хозяев сильнее иных лекарств.Надеюсь, вы подолгу не находитесь в тех местах, где Ганя особенно любит спать?

Грушин с сомнением посмотрел на кота, который преследовалгостью, внимательно наблюдая за ее ногами. Еще в коридоре она разулась, нохозяина это нисколько не смутило, потому что на ней были носки. Белоснежныеносочки с широкой резинкой, которые смотрелись безумно трогательно.

– Конечно, я все здесь... облагорожу, – пообещалаЛюда. – Ароматические масла и благовония вполне подойдут. Ничего болеесильного применять не надо.

– Хотите все облагородить? Вам у меня не нравится? – Вголосе Грушина было столько разочарования, что Люда опустила руки и изумленновзглянула на него.

– Нет, мне нравится, – ответила она и сделала еще одиноборот вокруг своей оси, чтобы посмотреть на обиталище профессора другимиглазами, глазами обычной женщины.

До сих пор она выполняла свою работу, а тут вдругвстряхнулась и поняла, насколько у него хорошо. Атмосфера была легкой, всевокруг дышало уютом, ни один предмет мебели не претендовал на первенство и нежелал, чтобы на него обращали внимание. Можно было забраться с ногами на диван,не боясь навредить обивке, которая явно повидала всякое, растянуться на ковреперед телевизором, потому что телевизор был старым и дозволялось наплевать нарасстояние до экрана. Можно было задеть руками люстру, снимая одежду черезго??ову, и не опасаться при этом, что на тебя просыплется хрустальный градстоимостью тысяч в пятнадцать. Нельзя было только ставить стаканы на журнальныйстолик без салфетки – но это такая мелочь, что и говорить о ней не стоило!

– Мне правда нравится, – еще раз подтвердилаона. – Необходимо только кухню осмотреть, и все станет окончательно ясно.Надеюсь, вы тут без Евдокии Никитичны не умираете с голоду?

– Господи! – ужаснулся Грушин, позабывший про то,сколько раз сегодня он кипятил чайник. – Пойдемте скорее туда, я васнакормлю сырниками! Если можно.

Люда оказалась слишком энергичной, слишком напористой,поэтому все шло не так, как он запланировал. Она точно знала, что ей надо ичего хочется, а Грушин всегда тушевался перед такими женщинами.

– Можно, почему же нельзя? – пожала она плечами. –В самолете кормят едой с консервантами, а я стараюсь ее избегать. Сказать поправде, я голодная. Сырники будут в самый раз.

Очутившись на кухне, Люда медленно прошла по периметру,мешая Грушину накрывать на стол. Ее манера придирчиво осматривать каждую мелочьего ужасно удивляла. Но он подумал, что вполне может с этим смириться. В Людеему нравилось многое – она была очень аккуратненькой и приятной, обладалапотрясающе нежной – даже на вид – кожей и пахла чем-то свежим и ненавязчивым.Но больше всего Грушина будоражили ямочки на ее щеках. Его так и подмывалосказать чтонибудь смешное, чтобы снова их увидеть. Однако в голову, как назло,ничего не шло, и он положился на Ганю, который суетился под ногами и выделывалвсякие фокусы. Когда он изображал приступы голода и корчился в воображаемыхмуках перед пустой миской, Люда смеялась так, что у нее даже слезы выступили наглазах.

Потом они вместе ели сырники, а покончив с ними,переключились на бутерброды с колбасой, яичницу и помидорный салат. Имоказалось так легко вместе, словно они были старыми приятелями, потерявшимидруг друга, а потом внезапно встретившимися снова. Они говорили обо всем на свете– о породах кошек, об экологической обстановке, о последней песне МайклаДжексона, о новом ужастике и поисках водных запасов на Луне. Им обоим казалось,что давно уже они так интересно не проводили время.

Когда дело дошло до торта и чая, оживление немного утихло,уступив место доверительности.

– Знаете, я ведь освободил для вас комнату, – сказалГрушин, когда Люда положила в рот первый кусочек торта и облизала ложку.

– Для меня?! – Ложка замерла воздухе.

Люда никогда не оставалась до утра в тех домах, гдепроводила очистку. Ну, если только дом оказывался загородным, а работы былочерез край. Ночевать в незнакомых местах ей не нравилось, поэтому она сразу женапряглась, когда Дмитрий сказал про комнату. Но потом посмотрела ему в глаза ирастерянно моргнула.

У него были потрясающие глаза – серые и грустные,наполненные сыпучей печалью. Но в самой их глубине полыхал костер, и,неосторожно обжегшись, Люда вздрогнула, неожиданно ощутив, что перед нейособенный мужчина: его настоящая, эмоциональная составляющая была тугоспелената неудачами и предрассудками, а больше всего – разнообразными страхами.Страхом не понравиться, быть отвергнутым, осмеянным, в конце концов...

Именно в этот миг Люда признала то, что она с первой минутывстречи пыталась от себя скрыть, – профессор притягивает ее как магнит.Во-первых, у него была неопределимая аура, Люда затруднялась даже описать,какие тона в ней превалируют, это была плавильня, в которой перемешалось все насвете... Во-вторых, профессор обладал нестандартной внешностью и благородноймужской сдержанностью, что невероятно трогало ее как представительницу слабогопола.

Все романы Люды оказывались скоротечными. Мужчины казалисьей открытой книгой: содержание было банальным и совсем ее не увлекало. До сихпор. До сих пор она и представления не имела, что чувства могут возникнутьсразу – просто так, без всяких на то оснований. Притом сильные чувства, мощные,которые даже слегка испугали ее. Она привыкла контролировать свои отношения слюдьми, а сейчас – совершенно очевидно! – все выходило из-под контроля.

– Почему вы освободили для меня комнату? – обалделоспросила она, глядя на Грушина круглыми глазами. – Я вас не просила.

– Знаю. Но мы обязательно должны познакомиться поближе. Есливы сразу уедете, получится ерунда. И вообще – это нечестно. Сначала вы меняобнадеживаете, а потом говорите, что не собираетесь задерживаться. Как можноузнать человека, пробыв с ним рядом всего ничего?