Твердыня дрогнула и подалась. Грушин позволил Людепоцеловать себя, а потом поцеловал ее сам. Причем, как она с удивлениемотметила, со знанием дела.

«Ничего себе! – подумала она. – И какие же могутбыть проблемы у мужчины, который так вдумчиво целуется?» А потом вдруг онаперестала думать и на несколько секунд вернулась в детство, в тот день, когдаее в первый раз посадили на взрослые качели. Как только длинная лодка врезаласьв небо, она ощутила, что сердце повисло на одной ниточке, а падение вниз былосладким и жутким. И вот сейчас все повторялось снова! Удовольствие от поцелуясотрясло ее до основания, а руки и ноги начали медленно таять, сплавляясь сраскаленным телом Грушина.

– Люда, – промычал тот, когда они, тесно обнявшись ипереступая с ноги на ногу, обошли стол, свалив на пол чашку, сбив скатерть изатоптав пару льняных салфеток. – Люда, я думаю, нам следует поступитьсообразно обстоятельствам.

– В смысле... переместиться в спальню? – спросила она,тяжело дыша.

– Ну... Я бы сказал, что – да. Да, в этом есть определеннаялогика. Только я не хотел бы включать свет.

– Не думаю, что нам потребуется освещение, –пробормотала Люда, встав позади Грушина и обхватив его обеими руками. –Ведите меня, вы наверняка не заблудитесь.

Паровозиком они добрели до спальни. За время пути Люда стораз наступила Грушину на ноги и сто раз едва не повалила его на пол. Наконеццель была достигнута. Они очутились в спальне, где было много свободного места,а по центру стояла огромная кровать, накрытая покрывалом, украшенным синимиромбами. В центре самого большого ромба сидел Ганимед Ванильный Дым и увлеченновылизывал хвост.

– Ганя, – ледяным голосом сказал Грушин, шагнуввперед. – Тебе сегодня не светит никаких развлечений.

Кот попытался было скрыться под кроватью, но его мгновенноизловили, взяли за шкирку и выкинули вон. Дверь с грохотом захлопнулась. Этобыл приговор. Безжалостно изгнанный из сверкающего чертога, Ганимед ВанильныйДым провел ночь в гостиной, предварительно еще немного потрудившись надподлокотниками любимого дивана. Так что к утру, когда солнце прижалораскаленный глаз к ребрышкам жалюзи, тот уже превратился в настоящуюдостопримечательность.

Женщина, которой не удалось завоевать мужчину, испытываетстрастное желание сжить его со свету. Элина не могла забыть о своем фиаско. Онапостоянно прокручивала в голове сцену соблазнения Грушина и все большеутверждалась в мысли, что он просто-напросто ее отверг. Вернее, его телоотвергло ее тело. Почему она ему не понравилась? Что ему было не так?!

Элина несколько раз вскакивала с постели и уходила в ваннуюкомнату, упиралась лбом в зеркало, рассматривая себя с критически близкогорасстояния. Все было, как всегда – крутые брови, острый носик, пытливые глаза.Грушин просто болван, и больше ничего.

Она не могла оставить все, как есть. Ей нужно былодействовать! Нужно было вмешаться в его жизнь, устроить все так, какпредставлялось ей правильным. И если не вышло покорить его, то хотя быподтолкнуть к счастью хозяйской рукой тоже будет неплохо. Она испытаетудовлетворение, подчинив Грушина своей воле. Он слабак. Он не сможет ейпротивостоять.

Конечно, это была месть. Однако Элина и под страхом смертине признала бы очевидного. Все ее подруги знали, что она поставила себе цельюзавоевать Грушина. Все друзья Грушина тоже об этом знали. Если она простосдастся, то будет чувствовать себя опозоренной. Нет, нужно обставить всепо-умному! Женив Грушина на Жанне, она будет всем говорить: «Ну, я довольнобыстро поняла, что мы с Дмитрием не подходим друг другу. Но мне было жальбедного Грушина, и я решила лично устроить его судьбу». О, да! Это будетсовершенно, совершенно другое дело.

В настоящий момент Элина сидела в машине Костика Белоусова,которого ей удалось сделать своим союзником. Сначала тот пыталсясопротивляться, но она довольно быстро подавила его волю и внушила правильныемысли.

– Костик, поверь, ничего другого просто не остается! –говорила она с серьезным видом. – Грушин погибнет, как побег хурьмы,посаженный в огороде под Подольском!

– Да уж, он у нас экзотический фрукт, – согласилсяКостик, держа одну руку на руле. В другой руке у него была сигарета с курчавымстолбиком пепла на конце.

Белоусов вел машину по вечернему городу, то врезаясь впробки и подолгу увязая в них, то легко обходя скопление автомобилей попараллельным улицам. Он был крепким парнем с грубо вылепленным лицом инеистребимым шармом, который помогал ему разить женщин, как куропаток вохотничий сезон.

– У тебя друг пропадает, а ты хихикаешь.

– Что значит – пропадает? Не говори глупостей. Мы однажды спартнером в тайге заблудились. Два месяца без туалетной бумаги, кофе и секса!Вот что значит – пропадать. Я страдал, как Луис Альберто.

– По-моему, Грушин вообще не знает, что такое страдания.Особенно если речь идет о сексе.

– Тебе виднее, – миролюбиво заметил Белоусов. –Значит, ты считаешь, что эта кандидатура подойдет?

– Вполне. И надо действовать быстро. Иначе его закидоныпримут необратимый характер.

– По-моему, ты преувеличиваешь. – Костик бросил наЭлину быстрый оценивающий взгляд.

Для предстоящей поездки она нарядилась – надела душноеклюквенное платье и навертела локоны, делавшие ее похожей на куклу наследникаТутти из старого кино про трех толстяков. Правда, чуть увядшую, но все ещепрелестную.

Ранняя ночь, приклеив к небу старую пергаментную луну,торопливо промчалась по городу. Белоусов включил фары и сделал музыку погромче.Влажная змея асфальта заглатывала километр за километром, поблескивая зернистойшкурой. Элина теперь молчала, завороженно следя за дорогой. Наконец подъехали кбольшому жилому массиву, и автомобиль свернул с дороги, запетляв по дворам.

– Остановись здесь! – воскликнула Элина, прилипшаяносом к окну. – Если ты не перепутал адрес, мы приехали.

Они вышли из машины, гулко хлопнули дверцами и двинулись кдому, окруженному унылым газоном. Машина позади них пронзительно пискнула,сообщив, что сигнализация приведена в боевую готовность. Проникнуть в подъездне составило труда, потому что оттуда постоянно кто-то выходил – в основномхозяева четвероногих друзей человека. Друзья целый день сидели взаперти итеперь страстно мечтали сходить на травку.

Просочившись внутрь, временные союзники молча вошли в лифт.Ни секунды не медля, Элина нажала на кнопку.

– Ты уверена, что не перепутала этаж?

– У меня в школе была пятерка по математике.

Несмотря на то что у этих двоих была общая цель, между нимипостоянно проскакивали искры раздражения. На нужном этаже лифт лязгнул имедленно раздвинул двери. Пассажиры вышли на лестничную площадку и огляделись.Тихо и пусто. Элина потянулась к звонку и приложила палец к губам, когдаБелоусов попытался что-то сказать.