Максим закрыл дневник, отодвинул его на край стола к стене, поднялся со стула и вышел на кухню. Пока он искал шкаф в темноте, Корчагина говорила из комнаты:

– Я лежала в постели, мерзла под шум ветра, а потом вдруг услышала ваш голос за стенкой. Решила выяснить, нет ли у вас в комнате еще одного одеяла.

В свете вспышки молний Архангельский открыл посудный шкаф и взял другую стоявшую там металлическую кружку, после чего вернулся в комнату. Дождь за окном ни на секунду не переставал напоминать о себе. Крупные капли часто барабанили по стеклу, а раскаты грома сотрясали его, угрожая разбить и впустить шторм в дом. И все-таки стены внутри старого дома внушали чувство безопасности, которое в сложившейся обстановке из теплых пледов и горячительного алкоголя обретало особую романтику.

Сев на стул у кровати, Максим вдруг ощутил приятный свежий аромат, исходивший от компаньонши. На этот раз она пахла мягче и уже вовсе не приторно, как тогда, в зале суда, – на самом деле вкусно. Бросив на нее беглый взгляд, он только сейчас заметил, что она без косметики, и даже на мгновение счел ее весьма привлекательной. Взяв бутылку, он наполнил еще одну кружку и протянул ее своей гостье.

– Благодарю, Максим Андреевич, – высунув руку из-под пледа, она взяла кружку и подняла ее вверх. – За обстоятельства!

– И за знакомство! – он поднял свою кружку к ее и, чокнувшись, сделал несколько глотков.

По телу пролилась теплая волна пьянящей неги. Он на несколько секунд закрыл глаза, с легкой улыбкой наслаждаясь ритуалом, но тут же открыл их от возгласа Корчагиной, разом осушившей налитое.

– Ииииу! – она скривила гримасу и помахала рукой возле лица, отгоняя обжигающие пары. – А колу вы с собой не взяли?

– Анна Сергеевна, не гневите бога! – обескураженно выдавил он из себя. – Вы же светская дама. Это лучший в мире купажированный вискарь. Я за него душу дьяволу продам! Все смертные грехи – ничто по сравнению с кощунственным запиванием Джека. Тем более колой. Хороший напиток пьют в чистом виде.

– Ну хорошо-хорошо, я обучаемая, у меня получится.

– Это еще не все. Вы не должны кривить физиономию от приема амброзии. Это пища богов! Проявляйте уважение и незначительно демонстрируйте наслаждение после глотка.

– И, как там, вознести хвалу Всевышнему за благодать? А историю этого добротного пойла мне тоже надо выучить?

– Достаточно выучить, что не надо опустошать всю тару разом. Его надо пить небольшими глотками. Оцените аромат, потом несколько секунд подержите напиток во рту и сделайте глоток – это усиливает приятное послевкусие. Полноценное восприятие вкуса возможно только при совмещении вкусовых рецепторов и обонятельных. И да, у него действительно богатая история. Но можете ее не учить. Научитесь испытывать чувство, близкое к оргазму, от самого процесса употребления. Устремлять разум далее пока не следует. Сохраняйте почтительное неведение по поводу остального.

– Кажется, чувство простого человеческого оргазма мне испытывать легче.

– Нашли, чем хвастаться, – с укоризной заметил он и налил ей еще напитка. Стукнув свою кружку об ее, он отпустил тост – за искусство в гастрономии и душевную атмосферу в компании! Давайте, вы первая. Я проконтролирую.

Он испытующе наблюдал за Корчагиной, которая все это время, не отводя от него взгляда, внимательно вслушивалась в инструкции и плавными движениями покорно демонстрировала готовность действовать по предлагаемым правилам. Она осторожно понюхала содержимое своей емкости и сделала глоток. На этот раз все получилось красиво: без комментариев она закрыла глаза, но не от удовольствия, а чтобы опять не скорчить дилетантскую мину. Через несколько секунд она, хлопая ресницами, посмотрела на коллегу и восторженно заключила:

– Вы так мастерски разбираетесь в алкоголе!

Он непроизвольно следил за пухлыми губами Анны Сергеевны, которые сейчас придавали ее острым чертам лица какой-то непонятный ему милый вид. А манера растягивать слова, произносимые на томном выдохе, особенно в этом комплименте, делала ее речь соблазнительно манящей. Максим поймал себя на мысли, что в эти минуты лучшей компании ему бы, наверное, и не хотелось.

– Да я готов защитить кандидатскую диссертацию по этой теме, – деловито ответил он.

– Даже так. И как озаглавите работу? – с искренним интересом спросила она и выжидающе уставилась на его сильные жилистые руки, в одной из которых он держал бутылку, а в другой – кружку. Сделав из нее большой глоток, он продекламировал:

– «Единство химической организации живых организмов на Земле. Спирты».

– Ой, как хорошо-то становится, – сказала Корчагина, тоже выпив и широко раскрыв глаза. Ее накидка расслабилась и оголила бледное плечо. Изобразив смущение, она поправила плед, вернув его обратно.

– Я обожаю это чувство, – кивнул Максим, заметив это, и долил в кружки. – Осушаю полбутылки и удаляюсь в абсолютное спокойствие, равновесие и невмешательство. Позволяю вещам изменяться в соответствии с их собственным путем.

– Ммм, какое дивное соцветие всевозможных достоинств, – зачарованно проговорила Корчагина, с улыбкой глядя на Максима. – Вы прекрасно владеете языком, Максим Андреевич.

Архангельский уставился на нее. Немного помолчав, он отвернул голову и сказал в сторону:

– Хотел пошутить, что еще рано для такого вывода, но не буду.

Корчагина засмеялась, откинувшись спиной к стене, и, немного расправив плед, высунула ноги, распрямив их вдоль кровати. Ее бархатный смех показался Максиму благородным и вполне сообразным леди, поддерживающей светскую болтовню на рауте.

– Кажется, я почти согрелась.

Увидев это, Архангельский искоса пробежал взглядом по ее обнаженным ногам, элегантно скрещенным друг на дружке, но тут же дал себе внутреннюю пощечину с требованием взять себя в руки: «Ну, нет! До таких высот разврата я еще не добрался. Она же в мамы мне годится».

Вместе с тем он начал вскользь осознавать, как греховное помышление укореняется в сердце.

«Ничего, – думал он, – образ мысли не наказуем. Это все чертов алкоголь. Возможно, она и мила, но не настолько, чтобы нарушить мой душевный покой».

Корчагина заметила взгляд Максима и нарушила молчание:

– Как думаете выходить из положения с Агатой Никаноровной?

– А куда мне надо из него выходить? – возмутился он вопросом и посмотрел в окно, за которым бушевала непогода. – Я собираюсь отправить ее на каторгу.

– За что же? Вы же сами понимаете, что она невиновна, – приподняв бровь, возразила Корчагина. – И поэтому же вы понимаете, что у вас ничего не получится.

– Вздор! Вот увидите, как получится, – тоже приподнял он бровь, передразнивая ее. – Или вы думаете, что он все-таки самостоятельно утопился?

– Я не знаю, как он утопился. – Корчагина отхлебнула из чашки. – Но Хилер его не топила. Это вы мне должны рассказывать об истинных причинах его смерти.