Под мои абстрактные рассуждения Дойла понемногу отпустило.Скорбь чуть утихла.

– Да, – сказал он. – Но первый котелназывался великим, ему было под силу все, что делали другие котлы. Два другихкотла могли меньше. Один исцелял и кормил, а другой был полон сокровищами –золотом и тому подобным. – Тон, которым он произнес последние слова, яснопоказывал, что золото и тому подобное Дойл не считает и вполовину таким жеценным, как способность исцелить и накормить.

– Были и другие котлы, – напомнил Рис.

Дойл соизволил повернуть голову и взглянуть на него. Я позуне изменила.

– Не настоящие, – буркнул Дойл.

– Вполне настоящие, только они не были подарком отбогов. Кое-кто из нас мог создавать такие предметы.

– У них не было тех способностей, что у великихкотлов, – возразил Дойл.

– Зато они не испарились, когда боги лишили нас своихмилостей.

Дойл развернулся, и мне пришлось отпустить его. Он метнулсяк Рису:

– Боги не лишали нас своих милостей! Это мы отказалисьот возможности говорить с ними. Мы отказались от них, не они – от нас.

Рис примирительно поднял руки.

– Я не хочу об этом спорить, Дойл. Вековая давность неделает спор интересней. Просто решим, что здесь мы расходимся во мнениях. Все,что мы знаем наверняка, – это что великие реликвии когда-то началипропадать. Предметы, созданные фейри собственноручно, остались при нас.

– До второго ограничительного заклятия, – уточнилХолод. После дневных событий это была самая длинная фраза, которую я от негоуслышала. Я пыталась заговорить с ним при встрече, но он оборвал меня довольно грубои с тех пор избегал. Я едва не умерла, а дулся он. Очень на него похоже.

– Да, – как обычно тихо сказал Никка. – Послеэтого созданные нами амулеты начали ломаться и разрушаться или просто пересталидействовать. Заклятие словно выпило из них силу.

Я вечно забывала, что Никке несколько столетий от роду, покаон не говорил что-нибудь вроде этого.

– Не уверен, что все согласились бы на второеограничительное заклятие, если б знали, что случится с нашими жезлами ипосохами. – Никка качнул головой, каштановые волосы блеснули насвету. – Я бы не согласился.

– Многие не согласились бы, – подтвердил Дойл.

– Если так, – поинтересовалась я, – то как жевы все согласились на заклятие, создавшее Безымянное? Оно ведь было третьим, ивы знали, чего ожидать. Вы знали, как много вы потеряете.

– Думаешь, выбор был большой? – хмыкнулРис. – Или отказ от еще одной части силы, или изгнание в никуда.

– Мы могли бы остаться в Европе, – заметил Холод.

– Но как? – возразил Дойл. – Уйти из полыххолмов, понакупать домов и жить среди людей? Скрещиваться с людьми... – Онвзглянул на меня и добавил: – Я не хотел нанести оскорбление принцессе, нонебольшая примесь другой крови – это одно дело, а вынужденные браки с людьми –совсем другое. Оставшимся в Европе пришлось дать письменное обязательствоотказаться от своих обычаев. – Дойл широко развел руки. – Без обычаеви веры народ не существует.

– Потому от нас этого и потребовали, – сказалРис. – Способ уничтожить нас и избежать обвинений в геноциде.

– У людей силенок не хватило бы нас всехперебить, – заявил Холод.

– Верно, – согласился Рис. – Но им хватилосил усадить нас за стол переговоров и заставить подписать договор, которыйбольшинство фейри всех видов сочли несправедливым.

– Факты я и раньше знала, – сказала я. – Но явпервые слышу, чтобы вы так эмоционально говорили об изгнании.

– Мы покинули Европу, чтобы спасти хоть часть волшебнойстраны, – сказал Дойл. – И вот на столе стоит этот кубок, и всеначнется опять.

– Что начнется? – не поняла я.

– Богиня принесет нам свои дары, и Консорт принесет намсвои дары, а потом в один прекрасный день они исчезнут. Как нам верить, чтоданный нам дар не покинет нас в час нужды? – На темном лице боролись боль,гнев, отчаяние и надежда.

– Похоже, ты сам себе выдумываешь заботы, –сказала я. – Думаю, нам надо выяснить, обладает ли кубок теми жеспособностями, что и раньше, прежде чем волноваться, что будет, когда он сноваисчезнет.

Рис покачал головой:

– Чаша по заказу не работает. Она кормила нас, когдаэто было необходимо. Она исцеляла тех, кто в исцелении нуждался. Священныереликвии – не предмет развлечения. Они выполняют свою роль, только когда в нихесть нужда.

– Это предмет веры, – добавил Никка. – Нужноверить, что чаша поможет нам, когда это будет необходимо. – Голос егозвучал довольно уныло.

– Вера! – произнес Рис голосом, настолькоперенасыщенным эмоциями, что он звучал много ниже нормального. Слишком много внем было не сказанного вслух. – Веру я бросил много лет назад, Никка. Неуверен, что смогу снова ее обрести.

– Наверное, все мы считали себя истиннымибогами, – сказал Дойл, – равными любым другим. Первое заклятиепоказало нам, как мы ошибались. – Он шагнул к столу и, казалось, готов былвзять чашу в руки, но не взял. – Тогда мы поняли, что играть бога и быть богом– вещи разные.

Он качнул головой:

– Не тот урок, который я хотел бы получить дважды.

– Как и я, – откликнулся Рис.

– Я никогда не был сильнее, чем сейчас, – сказалХолод. – Для меня урок был другим. – По тону было не похоже, чтобыего урок понравился ему больше, чем остальным.

Мой отец позаботился, чтобы я узнала все факты нашейистории, но он никогда не сожалел вслух, никогда не выказывал той боли, какую явидела сейчас. Умом я понимала, что сидхе очень много потеряли, нопрочувствовать, осознать – все же не могла. Может, я и сейчас не осознаваламасштаб потерь, но я пыталась. Да поможет мне Богиня, я на самом деле пыталась.

– Разве не дети Дану потребовали, чтобы гоблины не былибогами для людей? – спросил Китто. – Не это ли было вашим условиемпри первом нашем мирном договоре? Чем это отличается от того, что потребовалилюди от всех нас?

Рис повернулся к гоблину:

– Как ты смеешь сравнивать... – Он умолк посредифразы и качнул головой. Потом потер рукой лицо, как от усталости. – Киттоправ, – сказал он.

На всех лицах отразилось изумление, даже на лице Дойла.

– Ты только что согласился с Китто? – выразилобщее удивление Никка.

Рис кивнул:

– Он прав. Когда мы впервые пришли на земли гоблинов,мы были так же надменны и так же нацелены сломить их власть, как люди впоследнюю войну – по отношению к нам.

– Не уверена, что со стороны людей присутствоваланадменность, – поправила я. – Скорее страх, что следующая война снами опустошит Европу.