И хотя киноиндустрия существует благодаря именно этим людям,их не подпускают близко: охранники, размещенные на стратегических высотах,требуют доказать, что ты проживаешь в отеле или что у тебя назначена здесьвстреча. То есть, если не вытащишь из кармана магнитную карточку, заменяющуюключ от номера, тебя при всем честном народе вышвырнут вон. Если же у тебяздесь назначена деловая встреча или ты приглашен в здешний бар, назовись и ждина глазах у всех, пока охранники по рации запросят ресепшн, правду ли тыговоришь. Идет проверка, время тянется бесконечно, но вот наконец подтверждениеполучено — и тебя, после публичного унижения, допускают в святая святых.

Разумеется, все это не касается тех, кто подкатывает налимузине.

Обе дверцы белого «Мауbach'а» распахнуты: одна — водителем,другая — швейцаром. Объективы фотоаппаратов и видеокамер направлены на Еву, ихотя никто ее не знает, каждому понятно: дама, подъехавшая в такой машине,дама, живущая в этом отеле, — птица высокого полета. Может быть, любовницавот этого седоватого господина, идущего следом за ней, и тогда, если речь идето внебрачных связях, есть шанс пристроить эти снимки в какой-нибудь таблоид,кормящийся на скандалах. А может быть, эта белокурая красавица — иностраннаязнаменитость, Доселе неизвестная во Франции. Глядишь, ее фото скоро появятся вжелтом журнальчике, и тогда зеваки испытают законную гордость оттого, чтонаходились в четырех-пяти шагах от нее.

Хамид Хусейн смотрит на плотную, хотя и не оченьмногочисленную толпу, жмущуюся к металлическим барьерам. Он все никак непостигнет причин такого ажиотажа, ибо у него в стране подобного не происходит.Однажды он даже осведомился у своего приятеля о том, кто все эти люди.

— Не думай, что здесь одни фанаты, — отвечалтот. — От сотворения мира человек привык считать, что близость к чему-тонеприкосновенному и таинственному осеняет благодатью. Оттого люди ходят напоклонение святым местам и отыскивают гуру.

— Это в Каннах-то?

— Да хоть бы и в Каннах. Везде и всюду появлениенедосягаемой знаменитости воспринимается как манна небесная, как дар богов.Особенно если она кивнет или помашет рукой…

Рок-фестивали на огромных площадках напоминают религиозноедейство, собирающее многие тысячи верующих. Люди толпятся у входа в театр,чтобы увидеть, как пройдут мимо представители Суперкласса. Гигантские толпызаполняют стадионы, следя за тем, как два десятка молодцов гоняют мячик. А чемотличаются от икон и образов портреты звезд, висящие и в комнатах подростков, ив квартирах почтенных домохозяек, и даже в кабинетах топ-менеджеров, которыепри всем своем могуществе завидуют им?

Есть лишь одно различие: в роли верховного судии выступаетпублика: сегодня она заходится от восторга, а завтра с жадностью выискиваетскандальные подробности из жизни своего кумира. И говорит: «Бедняга. Хорошовсе-таки, что я — не он». Сегодня звезду боготворят, завтра побивают камнями ираспинают на кресте, причем не испытывая ни малейшего чувства вины илисострадания.

В отличие от других девушек, которые утром явились наработу, а теперь, уже причесанные и накрашенные, убивают время, пять часов — довыхода на подиум — с помощью телефонов и плееров, глаза Жасмин устремлены вкнигу. В книгу стихов:

Опушка — и развилка двух дорог.

Я выбирал с великой неохотой,

Но выбрать сразу две никак не мог

И просеку, которой пренебрег,

Глазами пробежал до поворота.

Вторая — та, которую избрал, —

Нетоптаной травою привлекала:

Примять ее — цель выше всех похвал,

Хоть тех, кто здесь когда-то путь пытал,

Она сама изрядно потоптала.

И обе выстилали шаг листвой

И выбор, всю печаль его, смягчали.

Неизбранная, час пробьет и твой!

Но, помня, как извилист путь любой,

Я на развилку, знал, вернусь едва ли.

И ecлu станет жить невмоготу,

Я вспомню давний выбор поневоле:

Развилка двух дорог — я выбрал ту,

Где путников обходишь за версту.

Все остальное не играет роли.[5]

Да, она тоже выбрала нехоженую тропу. И дорого заплатила заэто, но дело того стоило. Все происходит вовремя. Любовь появилась в тот миг,когда она больше всего нуждалась в ней — появилась и осталась. И Жасминработает ради нее, с нею и ею.

Правильней всего будет сказать: во имя ее.

Ее настоящее имя — Кристина. В своем CV она упоминает, чтоее нашла Анна Дитер, когда ездила в Кению, но иных подробностей намеренно неуказывает, оставляя простор для домыслов — трудное детство, голод, гражданскиевойны… А на самом деле эта чернокожая девушка родилась в благополучномбельгийском Антверпене, хотя ее родители и в самом деле бежали в Европу отнескончаемой вражды между племенами хуту и тутси.

Когда ей было шестнадцать лет и она вместе с матерью шла поулице, возвращаясь с очередной уборки, к ним подошел какой-то человек,извинился, представился фотографом и сказал:

— Ваша дочь необыкновенно хороша собой. Вы несогласились бы, чтобы она работала со мной в качестве модели?

— Видите эту тяжеленную сумку? В ней — моющие средства:я работаю день и ночь, чтобы она могла учиться в хорошей школе и впоследствииполучила диплом. Ей всего шестнадцать.

— Самый подходящий возраст, — ответил фотограф,протягивая свою визитную карточку. — Если надумаете принять моепредложение, позвоните.

Они пошли дальше, но мать заметила, что Кристина бережноспрятала визитку.

— Не обольщайся, дочка. Таким, как мы, в этот мир ходанет. А он всего лишь хочет переспать с тобой.

Этого можно было и не говорить: хотя вседевочки-одноклассницы завидовали ей, а мальчики наперебой приглашали на разныевечеринки, Кристина твердо помнила, кто она и откуда, а также знала, что вышеголовы не прыгнешь.

И это знание не поколебалось даже после того, какпоследовало второе приглашение. В кафе какая-то немолодая женщина восхитиласьее красотой и сказала, что снимает для модных журналов. Кристина поблагодарила,взяла визитку, пообещала позвонить, хотя совершенно не собиралась этого делать —при том, что все девочки ее возраста мечтают стать фотомоделями.