Джека вырвал ее из раздумий – и как раз вовремя, чтобы успеть парировать удар кулака Люси.

Она сосредоточилась секунд на пять, а затем опять уставилась на герцога.

Предполагалось, что тот наблюдает за Люси, а Джек – за Марианной, но она постоянно ощущала на себе тяжесть взгляда Стонтона. Всякий раз, когда украдкой смотрела на него (слишком часто с точки зрения безопасности), она встречала его задумчивый взор.

Как и Джек, Энди и Эллиот – все они были сегодня здесь, – герцог снял пиджак и закатал рукава рубашки, обнажив на удивление мускулистые руки, поросшие пепельно-русыми волосами.

Руки невольно привлекали внимание, но это было еще не самым худшим.

В последнее время он взял в привычку носить очень старые бриджи из мягкой, оленьей кожи, такие поношенные и истончившиеся, что, как шелк, облегали его мускулистые бедра и упругие ягодицы.

Марианна исподволь взглянула на бриджи и едва не пропустила удар Люси.

– Энни! – крикнул Джек, едва не брызгая слюной.

Она стиснула зубы и усилием воли выкинула из головы бедра и ягодицы герцога, но несколько мгновений спустя ее мысли, как своенравная необузданная гончая, вернулись обратно.

Позорище! Так одеваться на людях! Как здесь, скажите на милость, сосредоточиться, если он выхаживает тут, как…

Кулак Люси влетел в челюсть так, что голова откинулась назад и хрустнули шейные позвонки.

– Да черт тебя подери! – завопил Джек, когда, шатаясь, она шагнула к канатам. – Где твоя голова, Энни?

Марианна сомневалась, что ответ ему понравится: в бриджах герцога.

Она встряхнулась и заморгала, поскольку перед глазами все троилось.

– Время! – раздался голос виновника конфуза.

Марианна круто повернулась и сердито посмотрела на него – вернее, на одного из троих.

– Мне не нужно…

– Эй! – воскликнул Джек, положив огромную лапищу ей на плечо. – Когда Син говорит «время», ты слушаешься его так же, как меня, девочка моя.

Лицо Марианны запылало от стыда, и она пробормотала:

– Прости, Джек.

Туман перед глазами все не исчезал.

– Нет, ты должна извиниться не передо мной. – Джек ткнул подбородком в сторону герцога.

– Это совсем не… – начал его светлость.

– Прошу прощения… Син, – с трудом процедила Марианна сквозь стиснутые зубы. Она много раз произносила его имя про себя, но никогда вслух, и теперь ее покрасневшее лицо запылало еще сильнее.

Джек ласково похлопал свою подопечную по плечу.

– Умница, девочка. – Потом, приподняв ее подбородок, поморщился. – Завтра будет здоровенный синяк. – И добавил, кинув взгляд на Сина: – Ты правильно сделал, что велел прекращать. Энни мыслями блуждает неизвестно где. На сегодня довольно.

– Перед отъездом у тебя намечен еще один бой, – обратился Джек к Марианне. – И я хочу, чтобы мое место занял Син.

Марианна моргнула: неужели что-то со слухом?

– Что?

– Во вторник Син займет мое место рядом с тобой, – повторил Джек.

– Но… почему? Ты же будешь здесь, верно? Так как же…

Джек прищурился, взял ее за руку и повел в кулисы – достаточно далеко, чтобы герцог их не услышал.

– Син плохо поступил с тобой, девочка? Очень уж ты от него шарахаешься.

– Нет, конечно же, нет, Джек. Я просто…

– Ты просто… что? – поторопил он ее.

«Просто я не могу перестать пялиться на его бриджи, его руки, его безупречное лицо и…»

Марианна стиснула зубы, в ужасе от того, что может и вправду выпалить Джеку весь этот бред, потом прокашлялась и решительно выкинула герцога и его бриджи из головы.

– Просто я надеялась, что ты будешь со мной во время последнего боя перед отъездом, – неубедительно произнесла она. – Ты мой талисман на удачу.

Джек улыбнулся и, погладив своей лапищей ее по здоровой щеке, заверил:

– Я приду, буду наблюдать из-за кулис. Ты отменный боец, Энни. Тебе не нужны талисманы.

Марианне очень хотелось ему верить, но что-то подсказывало, что вынужденно сидеть между раундами на колене герцога (как делают все боксеры), выдерживать его прикосновения к телу, ощущать его жаркое дыхание возле уха – все то, чего она никогда не замечала ни с Джеком, ни с Энди, – ей будет не под силу. Это приведет к чертову хаосу как в мозгах, так и в удаче. Во вторник ее разобьют в пух и прах.

Сент-Джон помогал Люси снять перчатки, когда увидел, что Марианна отошла от Джека и направилась к ним.

– Мне нужно с вами поговорить.

– Через…

– Немедленно. Прости меня, – обратилась Марианна к растерянной Люси. – Тобой займется Джек.

Она буквально подтолкнула герцога к двери.

– Куда мы идем? – спросил он, пока они проталкивались через толпу рабочих сцены и цирковых.

– В гримерку.

– Зачем?

– Мне нужно поговорить с вами наедине.

Она дошла до двери и выразительно посмотрела на него.

– Что? – спросил он, изогнув бровь. – Мне казалось, я не должен открывать вам двери.

Она подняла руки, показав, что все еще в перчатках.

Стонтон распахнул дверь, и Марианна вошла внутрь.

Марианне Симпсон и в самом деле наплевать на его статус, деньги и на то, что сегодня вечером он ужинает с принцем Уэльским. Она куда вежливее обращается с дворниками, чем с ним. Однажды он попытался заговорить с ней об этом, но она одарила его одной из своих скептических усмешек и заявила: «Дворники выполняют важную функцию. А вот герцоги…»

С каждым днем его все больше впечатляли ее ум, упорство и внутренний огонь. Теперь он знал, что все ее бои самые настоящие. И хотя Стонтон все сильнее презирал Фарнема за то, что тот зарабатывает деньги на страданиях своей племянницы, восхищение ею быстро стало угрожать его объективности.

Черт! Кого он пытается обмануть? Какой объективности? Эта женщина произвела на него неизгладимое впечатление с самой первой встречи. Прежде всего его поразила ее прямота и, что уж тут врать, невероятная бесцеремонность.

Все подозрения относительно того, что она была соучастницей Стрикленда в его преступлениях, медленно растворялись.

Теперь Стонтон, глядя, как она сердито расхаживает по крохотной гримерной и бросает на него гневные взгляды, удивлялся, как вообще мог подозревать ее в подобном двуличии.

– Вы рехнулись? – спросила она.

– Вам нравится задавать мне этот вопрос, правда?

Она резко протянула ему руки запястьями вверх, и Сент-Джон начал возиться с двойным узлом, удерживавшим толстые перчатки из коровьей шкуры. Стоял он к ней так близко, что его обволакивал уже хорошо знакомый аромат. Никакая другая женщина не пахла так, как она: опьяняющая смесь чистого вспотевшего тела, кожи и лаванды. Он сейчас не мог понять, почему ему когда-то нравилось, если от женщины пахло дорогими духами.

– Вы не можете подставлять мне колено для отдыха во вторник.

Стонтон поднял глаза и спросил,