пятый раз сидела на его бедре. Несмотря на звон в голове и боль в челюсти, тело ее напряглось от этого его дразнящего запаха.

Марианна глубоко вдохнула, наслаждаясь легким ароматом какого-то неземного одеколона, смешанного с запахами пота и кожи.

– Вы меня слушаете, Марианна? – Его низкий голос зарокотал у ее виска, сопровождаемый горячим дыханием и слабым ароматом цитрусовых – скорее всего, апельсинов, которые он всегда приносил с собой. По тому, как он задал вопрос, она поняла, что это уже не в первый раз.

Она открыла глаза и с облегчением поняла, что видит все вокруг в единственном экземпляре.

– Да, слушаю.

– Ну-ка дай ей вот это. – Эллиот подлез под тяжелые бархатные канаты, огораживающие ринг. В руках он держал бутылку и дольки апельсина.

– Спасибо, – пробормотал Стонтон, взял апельсин и протянул Марианне бутылку с водой.

– Послушайте меня, – повторил он, пока она пила. – Вы не выдержите много таких ударов, как этот последний.

– Поверьте, я это знаю. Она подловила меня на том же, на чем Люси во время спарринга.

– И как же ей это удалось? – спросил Сент-Джон, и в голосе его отчетливо прозвучал сарказм.

– Да знаю я, знаю! – раздраженно сказала Марианна, утирая рот тыльной стороной ладони и морщась от боли в челюсти, и вернула бутылку Эллиоту. – Потому что я опускаю левую руку.

Стонтон протянул ей дольку апельсина и быстро вытер полотенцем шею и влажные волосы, пока она ела, затем чуть нагнулся к ней и спросил:

– Помните правило номер один?

Он имел в виду правила из великой книги Мендозы «Искусство бокса»[8]. Марианна прочитала ее не меньше дюжины раз, но прошло несколько лет с тех пор, как она о ней вспоминала. Правило номер один гласило, что нужно всегда следить за лицом соперника.

– Конечно, помню.

– Вы склонны смотреть сопернице прямо в глаза, и Сюзи это знает. Сейчас самое время использовать это знание против нее.

– Вы хотите, чтобы я сделала ложный выпад?

– Я заметил, как она опускает правую руку всякий раз, как наносит удар левой, и остается при этом без защиты.

– Я не замечала, – призналась Марианна.

– Для того я и здесь – чтобы замечать. – Он протянул ей еще дольку апельсина. – Когда она сделает это в следующий раз, не парируйте. Вместо этого сдвиньтесь вправо и ударьте ее прямым вперед.

Марианна кивнула.

– Ну-ка повернитесь, – скомандовал он, положив руки ей на талию, и начал поворачивать так, чтобы она оказалась лицом к нему, сидя верхом на бедре.

Марианна прикусила губу, чтобы не застонать, когда ее чувствительная плоть прижалась к его мышцам. Он вообще представляет, что она сейчас чувствует?

– Вы напряжены, – произнес он, наклонившись к ней так близко, что задел губами ухо.

Марианна опешила.

– Я немного помогу вам расслабиться. – Сильные пальцы впились в ее плечи, разминая напряженные, зажатые мышцы и…

О боже. Марианна знала, что следует стыдиться тех негромких звуков, которые сами вырывались из ее рта, но ей уже было все равно.

Кто же знал, что такие красивые руки могут быть такими мощными? И откуда у человека, в жизни не занимавшегося физическим трудом, столько силы?

Апельсиновая корка выскользнула из обмякшей руки, пока герцог вливал в нее новую жизнь. Под его волшебными пальцами быстрее побежала по жилам кровь, мышцы наполнились энергией, да Марианна вся буквально вибрировала от энергии.

Он закончил слишком быстро и повернул ее тело перпендикулярно своему бедру.

– Посмотрите на меня.

Она с трудом подняла отяжелевшие веки и взглянула на него. Все труднее и труднее было помнить, что он герцог. Она оказалась так близко к нему, как во время их ссоры в гримерке, но на этот раз на сцене пылали прожектора, подсвечивая его глаза. Его радужка сияла целым созвездием зелени – от можжевельника до мха и хризолита – и еще бесчисленными оттенками того, чему она не могла подобрать название. Вблизи его глаза вовсе не казались холодными и сдержанными, а пылали умом, и жизнью, и… чем-то еще: желанием.

Марианна знала это выражение, но никогда не думала увидеть его на лице этого уравновешенного гордого человека.

Герцог желал ее.

И это плохо.

И что еще хуже, она знала, что ее глаза пылают тем же самым жарким желанием.

– Марианна?

Она прогнала прочь эти шокирующие мысли и кивнула:

– Я слушаю.

Его рот, его строгие серьезные губы дернулись в едва заметной улыбке, в которой ей почудилась первобытность.

– Вы можете покончить с ней в этом раунде. Она крупнее и медлительнее, и парочка хороших ударов, о которых мы сейчас говорили, могут положить конец этому бою.

– Но мой дядя…

– Я знаю, он любит растягивать бои до семи раундов, чтобы зрители считали, что не зря потратили деньги. – Он нахмурился, его ястребиные глаза обвели шумную толпу, а рыжеватая щетина, на которую падал свет, казалась золотистой. – Но они уже получили за свои деньги все, что хотели, и даже больше.

Ударил гонг, руки герцога скользнули на ее талию. Он нежно сжал ее, кивнул и поднял со своего бедра так, словно она ничего не весила.

– Идите туда и покончите с этим!

– Я уже попросила прощения, дядя, – в третий раз повторила Марианна.

Барнабас расхаживал взад-вперед по гримерке, его жилистое тело подрагивало от волнения, он то и дело запускал пальцы в свои редкие седые волосы.

– Не то чтобы я не понимал, какая у тебя тяжелая работа, Марианна, но если эти люди не получают то, за что заплатили, то начинают злиться. – Он вздрогнул. – Тебя не было с нами тогда, в двенадцатом году…

– Я знаю, знаю – «Кот в сапогах».

От этих трех слов мурашки бежали по спине у каждого, кто работал у Фарнема, когда из-за неудачного выступления вспыхнули жестокие беспорядки, из-за которых пришлось закрыться на полгода.

– Эти мужчины – аристократы! – не просто разнесли цирк на части, – сказал Барнабас, – а превратились в ополоумевших животных: нападали на рабочих сцены и даже на несчастных факельщиков, которым я разрешил смотреть выступление с райка. Это было…

Она слышала эту историю бессчетное количество раз – то, как все в цирке, начиная со сцены и дальше, до самых дешевых мест, или райка (который в театральном мире называли так, потому что он находился на самом верху, близко к небесам), подверглось гневу обезумевшей толпы.

– Я понимаю, дядя.

– И это еще не говоря о том, как дорого обходится нам досрочное окончание боя. Ты же знаешь: эти мужчины покупают все больше напитков с каждым…

– Я знаю. И мне действительно жаль, что так