Перстни Тани и Ягуна мгновенно нагрелись, жадно поглощаяэнергию. Невозможно было даже представить, сколько магии заключено было в этомскрипучем кресле.

– Ого, а Древнир-то был не дурак полетать! Хотяманевренность у этой штуковины похуже, чем у моего пылесоса! Да и на поворотахнебось в спинку впечатывает! – шепотом сказал Ягун, дуя на свое кольцо.

Таня подумала, что ее приятель окончательно свихнулся насвоем пылесосе, раз может думать и говорить только о нем.

После непродолжительных поисков они обнаружили люк. Он былпочти у самого окна, причем даже не заложен, а лишь накрыт плетеной дорожкой.Ягун отволок дорожку в сторону и, вцепившись в кольцо обеими руками, попыталсяподнять его. Сколько он ни сопел, люк держался как влитой.

– Мало каши ел! Дистрофикус физкультурус! – Таня выпустилаискру. В тот же миг люк с грохотом распахнулся, едва не отдавив Ягуну ноги.

– Предупреждать надо! – заорал внук Ягге, прыгая наодной ноге.

– Извини! Я думала, ты, как обычно, подзеркаливаешь, –сказала Таня.

За прошедшие полтора года она успела выучить сотни новыхзаклинаний и теперь использовала их, почти не задумываясь. Недаром Тарарахутверждал, что, как ни уворачивайся от образования, что-то все равно налипнет.

Помогая друг другу, они осторожно спустились.

В магпункте тускло горел ночник. Ванька спал, свернувшиськалачиком. На полу в беспорядке были разбросаны книги и тетради. Над одной изтетрадей, изредка ныряя в чернильницу, порхало перо и строчку за строчкойписало, готовясь за своего хозяина к экзаменам. В глубокой щели рядом скроватью что-то поблескивало. Зная Ваньку, Таня готова была поспорить, что сюдаон незаметно выливает микстуры Ягге.

Не удержавшись, Таня и Баб-Ягун метнулись к кровати и срадостными возгласами принялись тормошить Ваньку. Разбудить его оказалосьнепросто. Валялкин мычал и зарывался носом в подушку. Лишь послепродолжительной тряски он присел на кровати и зевнул.

– Сейчас кого-то сглажу! Отстаньте! – сказал он и сновастал заваливаться на подушку.

– Ты жив! ЖИВ! – крикнула Таня. На ее лицо упалдрожащий свет ночника.

Ванька перестал крениться и окончательно проснулся. Онвнимательно посмотрел вначале на одну свою руку, потом на другую. Затемпотрогал лоб.

– Ну да. А что, не похоже? – спросил он сбеспокойством.

– Да нет, похоже! – обрадованно воскликнулаТаня. – Мы так переживали! Ягге нас к тебе не пускала.

– Ясное дело. Она меня отсюда тоже не выпускает. Говорит,мне надо лежать. Зато учебников натащила целую гору! Я ей говорю, что у меняголова от них пухнет, а она пичкает меня мухоморной настойкой от воспаленияхитрости. И вообще, я не вижу в этом логики: вставать нельзя, а к экзаменамготовиться можно, – фыркнул Ванька.

– А когда тебя отпустят?

– Где-нибудь через недельку. Если я кровать не заколдую и небуду на ней по магпункту летать. Так Ягге говорит, – Ванька раздул ночник.Таня была уверена: для того, чтобы лучше ее видеть.

– Мы к тебе купидончиков присылали, – сказала она.

– Я видел их через стекло. Понял, что это от вас, но сюдаЯгге их не пустила, а языка глухонемых купидончики не понимают. Они вообще нешибко сообразительные, особенно когда конфеты вперед получают. Как там мойжар-птиц поживает? Не пищит по утрам?

Таня засмеялась.

– Громче зудильника! Вчера случайно воспламенил гнездо (едвапожара не было!), а недавно сожрал у Гробыни книгу из закрытого фонда. Так чтотеперь я даже не знаю, как мне отделаться от Пу… – она замолчала, сообразив,что едва ли Ваньке приятно будет услышать, что она влюбила в себя Пуппера. Хотьи по ошибке, но все же дела это не меняет.

– От какого такого «Пу»? – подозрительно спросилВанька.

– Пу? Разве я сказала «пу»? Я имела в виду «пустяки». Естьтакое заклинание от пустяков! – сказала Таня и поспешно заговорила ожар-птице.

Прогостив у Ваньки почти до рассвета, они с Ягуном собралисьпокинуть магпункт тем же путем, но внезапно потолок у них над головамизатрясся. Дубовые балки заскрипели. В открытый люк посыпались зеленые искры. Аеще мгновение спустя наверху распахнулась рама. Потянуло сквозняком.

– Ты слышал? Что это было? – спросила Таня.

– Какая разница? Магические предметы вечно буянят передрассветом, – сказал Баб-Ягун.

За перегородкой, где спала Ягге, послышался кашель. Слышнобыло, как она встает и, бормоча что-то, нашаривает тапки.

– Бабуся проснулась! Сматываемся! – заметался Ягун.

Встав на тумбочку, они с Ванькой протолкнули в люк Таню, апотом туда же, забравшись ногами Ваньке на плечи, нырнул и Баб-Ягун. Ванькапоспешно задул ночник и уже в темноте услышал, как опустился люк.

Когда Ягге появилась на пороге со свечой в руке, Ванька ужележал под одеялом и едва заметно улыбался.

* * *

Тем временем Таня и Ягун пораженно замерли у люка. ПылесосЯгуна плавал в вылившемся майонезе. Здесь же, в жирной луже, поблескивалирусалочьи чешуйки. Труба вздрагивала, как пытающаяся уползти гусеница.

– Я зверею! Кто это сделал? Пускай сам признается, или япревращу его в ерш для унитазов! – завопил Ягун.

– Посмотри туда! – сказала Таня, касаясь его локтя.

В распахнутое окно бил пронзительный лунный свет. У стеныбелел светлый, сразу заметный на пыльном полу четырехугольник. Обмякший чехол,похожий на сдувшийся шар, лежал в стороне.

– Ой, мамочка моя бабуся! Пока мы были у Ваньки, кто-тоутащил качалку Древнира! Ну народ! Подметки на ходу отрежут! – воскликнулЯгун.

– Может, она сама ускакала? – не веря сама себе,предположила Таня.

– Ага! И чисто по-дружески дала пинка моему пылесосу, что изнего вся чешуя высыпалась! Я прям зверею! Нет уж, здесь после нас еще кто-тобыл! Думаешь, зачем он вытряхнул весь этот мусор – чтоб меня подставить! Все вТибидохсе знают, что только я заправляю пылесос майонезом. Значит, и качалкуукрал я!

Баб-Ягун присел на корточки и, брезгливо кривясь, принялсясгребать чешую и майонез обратно в бак.

– Эх, все равно жирные пятна остаются! Ну попадись мне этотгад! Я заставлю его съесть все мячи для драконбола!

– Лучше уж для тухлобола, – хмыкнула Таня, вспоминаяэтот милый спорт, изобретенный Чумой-дель-Торт.

Лестница, ведущая на чердак, затряслась. Дверь заходилаходуном. Кто-то от всей души бухал по ней кулачищами.