Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Только четыре? – хмыкнул Соловей. – Ишь ты!А мне, дураку старому, почему-то помнится, что их пять. Пятое, слуховое,чуть повыше. Когда-то там была кладовка магпункта, но потом чердак отдали подмузей истории Тибидохса. Это была, кстати, идея Поклепа. Он вечно кричал, чтоему негде складывать старые реликвии. А раньше, до музея, там, помнится, быллюк, ведущий прямо в магпункт. Почему-то именно чердачное окно вылетает у всехиз головы, когда накладывают заклинания… Эй, ты что? Я не собирался тебе ничегоподсказывать! Я только делился воспоминаниями своей юности! Нам,сентиментальным пожилым преподавателям, ничего другого и не надо.
Подбежав к Соловью, Таня, не сдержавшись, расцеловала его вобе щеки. Одноглазый тренер был так ошеломлен, что сел на песок и, не в силахничего сказать, замахал руками, отгоняя бросившихся к нему на помощь ангарныхджиннов. А Таня, схватив футляр с контрабасом в охапку, уже мчалась кТибидохсу.
* * *
Вечером Гробыня лежала на кровати и разгадывала кроссворддля темных магов. То и дело она заходила в тупик и начинала приставать к Тане.
– Эй, сиротка! Симпатичный кровосос, издающий приятноезудение…
– Комар, – отвечала Таня.
– Подходит! – радовалась Гробыня. – А вот это:чудненькая машинка для стрижки голов?
– Гильотина!
– И это подходит! Ну ты и умняшка, Гроттерша! Прям Шурасик вюбке!
– Угу. А ты Гуня Гломов с маникюром, – отвечала Таня.
Она едва скрывала нетерпение, дожидаясь, пока Склеповазаснет. Однако показывать это было опасно. Если бы Гробыня что-нибудьзаподозрила, она могла запросто не спать всю ночь.
Наконец, решив больше не напрягать извилины, Склеповазапустила журнал с кроссвордом через всю комнату.
– Бедный Пупперчик! – мечтательно сказала она. –Скучает небось по своей Гробынюшке! Бродит, метлу обнимает! Скоро купидончиковначнет присылать. Ничего, пускай пока помучается – больше любить станет!А тебе, Гроттерша, небось завидно, что у меня такой хахаль? Тебе-то он ужточно не светит!
– Да уж где нам, белякам! – сказала Таня, отмахиваясьот Черных Штор, по которым давно уже приплясывал с метлой Гурий Пуппер,загостившийся с четвергового сна Гробыни.
Потеряв терпение, она почти уже решилась запустить вСклепову Пундусом храпундусом, но тут Гробыня счастливо захохотала,перевернулась к стене и засопела в обе дырочки. Она всегда вырубалась почтимгновенно, хотя и любила потрепаться перед сном.
Таня поспешно выскользнула из кровати, оделась и,прокравшись по темному коридору, постучала в дверь Баб-Ягуну. Вначале один раз,а затем еще трижды. Так у них было условлено. Выглянувший Ягун поманил ее засобой.
Просторный стол посреди его комнаты был заваленвсевозможными приспособлениями для магического пилотажа и драконбольнымснаряжением. Для тетрадей и учебников оставался один дальний угол, где они былисложены живописной пирамидой, которую уже обвил паутиной шустрый тибидохскийпаук.
Ожидая Таню, Баб-Ягун не терял даром времени и смазывал всесочленения своего пылесоса. Рядом лежали четыре пустых банки из-под майонеза.
– Видела? Теперь мой пылесос будет работать совсем бесшумно!Нас никто не засечет! – довольно сказал Ягун.
– Ты хочешь, чтобы я села в эту лужу? –поинтересовалась Таня, разглядывая сиденье пылесоса.
– Подумаешь, пролилось немного! Это же не грязькакая-нибудь! Отличный майонез! – обиделся Ягун. Он вытер лужу ладонью ипоочередно облизал пальцы.
Воспользовавшись дальней лестницей, друзья выбрались настену, проскользнули по ней и оказались напротив невысокой внутренней башенки,примыкавшей к Большой Башне и казавшейся рядом со своей гигантской соседкой небольше чем ступенькой. Именно в этой пристроенной башенке и помещался магпункт.
Ярко светила надкушенная луна, стыдливо прикрывавшая свойизъян фиолетовыми тучами. Таня и Ягун сели на пылесос. Блокировок на полет настенах не было: они были только внутри.
После непродолжительного полета друзья протиснулись в узкоечердачное окошко. Глухо хрустнула рама, которую Ягун ухитрился выломать трубойсвоего пылесоса.
– Ой! Ну да ладно! Все равно она была гнилая, –оправдываясь, сказал он.
Таня огляделась. В узкой, с полукруглым потолком чердачнойкомнате громоздились силуэты, похожие на закутанных в белые одеяния призраков.Она осторожно ощупала их снаружи, не снимая чехлов. Это была старая мебель –диваны, скамьи, сундуки. Возле стены белой скалой высился шкаф. На стенахвисели картины в тяжелых рамах – унылые, серые картины, изображавшие грозныхстариков в напудренных париках и старух в чепчиках. Все картины были неживыми.Лишь у одной из старух в руках была живая моська, залившаяся при приближенииребят простуженным лаем.
– Плохой художник! Зачем он нарисовал такой жалкой моськелай от волкодава! – осуждающе сказал Баб-Ягун. – И вообще, теперь японимаю, почему сюда никто не ходит. Кошмарное место!
Хранителем музея последние двести лет считался Тарарах.Однако питекантроп терпеть не мог все неживое. Его сердце было отдано живыммагическим существам, которым вечно нужна была помощь. Именно поэтому хранительбывал в музее крайне неохотно – только в те дни, когда пятница, тринадцатоеприходилась на полное солнечное затмение. Это и можно было прочитать на двери.
Таня молча разглядывала один из портретов, напоминавший ейГуго Хитрого. Но это был, увы, не Гуго. Пропавший белый маг, обитавший в своейкниге, так и не был обнаружен, несмотря на все усилия Медузии и Великой Зуби.Как не был найден и тот, кто слепил из воска фигурку самой Тани.
Неожиданно из дальнего угла донесся скрип. Крайний из чехловсловно ожил. Его неясный белый силуэт то выглядывал из-за шкафа, то беспокойнопроваливался назад. Таня и Баб-Ягун осторожно приблизились. Таня отогнула чехоли поняла, что все предметы защищены заклинаниями невидимости.
– Интересно, что это такое? А ну-ка! – Она присела наэтот предмет и откинулась на спинку. – Похоже на кресло-качалку, каксчитаешь, Ягун?
– Скрипи потише, или разбудишь мою бабусю! Ее комната какраз под нами. А спросонья моя бабуся опаснее Клоппа! – озабоченно сказалЯгун и отправился искать люк.
Таня хотела уже спрыгнуть с кресла, но напоследок случайнооткинулась назад чуть сильнее, чем до того. Внезапно качалка взвилась в воздухи зависла над полом. От неожиданности Таня вцепилась в подлокотники. Креслонекоторое время задумчиво поболталось в воздухе, а затем неохотно опустилось напрежнее место. В миг, когда полозья качалки коснулись досок, на чердакеодновременно полыхнули сотни зеленых искр.