Стрелок проверил в мозгу у Эдди, это правда или он простоблефует. Оказалось, что правда. По крайней мере, так думал Эдди. Роланд увидел,что Эдди действительно верит в то, что его брат Генри скорее умрет, чем выдастэтот пароль. Но сам стрелок был отнюдь не уверен в этом.

— Ты, наверное, думаешь, что я до сих пор еще верю вСанта-Клауса, — сказал Балазар.

— Я знаю, что вы не верите.

— Клаудио. Обыщи его. Джек, иди в уборную и проверь там.Все.

— Есть там такое место, о котором мне неизвестно? — спросилАндолини.

Балазар призадумался, внимательно глядя на Андолини.

— На задней стенке аптечки есть небольшая панель, — наконецсказал он. — Я там держу кое-какие личные вещи. Она не такая большая, чтобызапрятать там фунт порошка, но ты все равно проверь.

Джек пошел, и когда он открыл дверь в небольшой нужник,стрелок увидел вспышку такого же холодного белого света, который освещалотхожее место в воздушной карете. Дверь быстро закрылась.

Балазар вновь поглядел на Эдди.

— Ну и зачем тебе эти дурацкие бредни? Эта ложь идиотская? —спросил он почти с искренней грустью. — Я думал, ты умный парень.

— Посмотрите мне в глаза, — сказал Эдди, — и скажите, лгу яили нет.

Балазар так и сделал. Смотрел он долго. Потом отвернулся изасунул руку в карманы своих крестьянских штанов так глубоко, что они обтянулиего широкий крестьянский зад. Вся поза его выражала печаль — печаль по любимомусыну, упорствующему в заблуждении, — но прежде, чем он отвернулся, Роландзаметил, что лицо его выражает отнюдь не печаль. То, что Балазар увидел вглазах у Эдди, пробудило в нем не печаль, а сильное беспокойство.

— Раздевайся, — теперь Клаудио наставил свой револьвер наЭдди.

Эдди принялся снимать одежду.

5

Не нравится мне это,— думал Балазар, дожидаясь, когда ДжекАндолини вернется из туалета. Он был напуган. Внезапно пот выступил не толькопод мышками и в паху, где Балазар потел всегда, даже самой холодной зимой, нопо всему телу. Эдди уже не выглядел как наркоман — пусть и смышленый, новсе-таки наркоман, которого можно поддеть за яйца и вести за собою куда угодно,— он теперь выглядел как… а как? Как будто он вырос, как-то изменился.

Как будто в него вкачали две кварты свежей крови.

Да. Именно так. И еще порошок. Этот гребаный порошок. Джекпроверял туалет, а Клаудио обыскивал Эдди с нарочитой свирепостью тюремногонадзирателя-садиста; даже когда Клаудио, поплевав себе на левую руку и растеревслюну по правой, засунул ее Эдди в задний проход по самое запястье и еще дюймана два глубже, Эдди выдержал это с флегматичным спокойствием, которого Балазардаже и предположить бы не мог ни в нем, ни в каком другом закоренеломнаркомане.

Порошка не было ни в туалете, ни на Эдди, ни в Эдди. Ни вкарманах, ни в куртке, ни в сумке. Значит, он блефовал.

Посмотрите мне в глаза и скажите, лгу я или нет.

Он посмотрел. То, что он там увидел, его встревожило. Онувидел, что Эдди Дин совершенно уверен в себе: он войдет в уборную и выйдетоттуда с половиной балазарового товара.

Балазар и сам едва не поверил, что так и будет.

Клаудин Андолини вытащил руку. Пальцы его вышли из задницыЭдди Дина с каким-то хлюпающим звуком. Губы Клаудио искривились.

— Быстрее, Джек, а то у меня вся рука в дерьме этого урода!— сердито выкрикнул он.

— Если б я знал, что ты будешь там лазить, Клаудио, я бы,когда в последний раз срал, вытер зад, что ли, ножкой от стула, — этак ласковопроговорил Эдди. — У тебя руки были бы чище, да и я бы сейчас не стоял какдурак с чувством, как будто меня трахнул в задницу Бык Фердинанд.

— Джек!

— Иди на кухню и вымой руки, — спокойно проговорил Балазар.— У нас с Эдди нет никаких причин задевать друг друга. Правда, Эдди?

— Никаких.

— Все равно он чист, — сказал Клаудио. — Впрочем, чист — нето слово. Я имею в виду, у него ничего нет. Уж в этом будьте уверены. — Онушел, держа перед собой грязную руку как дохлую рыбу.

Эдди спокойно поглядел на Балазара, который опять размышляло Гарри Гудини, Блэкстоне, Дуге Хеннинге и Дэвиде Копперфильде. Они всеутверждали, что колдовство тихо сдохло, как и варьете, но Хеннинг былсуперзвездой в своем деле, а малыш Копперфильд, когда Балазар был на егопредставлении в Атлантик-Сити, облапошил целую толпу народу. Балазар любилфокусников. Полюбил с самого первого раза, когда увидел на улице дяденьку,который показывал фокусы с картами за небольшое вознаграждение. А с чегоначинается фокус, когда что-то появляется из ничего — а зрители сначала вздохнутизумленно, а потом бешено зааплодируют? Первым делом фокусник предлагаеткому-то из зрителей убедиться, что место, откуда появится кролик, или голубь,или шлюшка с голыми грудками, сейчас совершенно пусто. И более того —убедиться, что ничего нельзя достать изнутри.

Может быть, он так и сделал. Не знаю уж — как, да мне иплевать. Единственное, что я знаю, так это то, что мне это все не нравится.Очень не нравится.

6

Джорджу Бионди тоже кое-что не понравилось. И он сомневался,что и Эдди Дин придет от этого в восторг.

Джордж был уверен, что в тому времени, когда Чими вошел вбухгалтерию и погасил свет, Генри уже умер. Умер тихо: никакого скандала,никаких беспокойств. Просто отлетел, как семена одуванчика, уносимые ветерком.Джордж думал, что это случилось как раз в тот момент, когда Клаудио пошел накухню мыть руки.

— Генри? — шепнул Джордж ему в ухо. Он приложил губы такблизко, как будто хотел поцеловать его в ушко, как девушку, как это бывает вфильмах, и ощущение было омерзительным, к тому же, когда ты уверен, что пареньмертв. Как наркофобия, или как там ее, мать ее, называют. Но он должен былзнать, а стена между этой комнатой и офисом Балазара — очень тонкая.

— Что там случилось, Джордж? — спросил Трикс Постино.

— Заткнитесь, — голос Чими был низким, как гул двигателя,работающего на холостых оборотах.

Они заткнулись.

Джордж сунул руку Генри под рубашку. Да, дела шли все хуже ихуже. Образ свидания с девушкой из кинофильма никак его не оставлял. Вот он,щупает ее грудь, только это не она, а он, и это уже не наркофобия, а гребанаягомико-наркофобия, и тощая грудь наркомана Генри не поднимается и неопускается, и внутри не слышится тук-тук. Для Генри Дина уже все закончилось,игра его завершилась на седьмой инъекции. Все в нем умолкло, тикали только часына руке.