— Работать готова? — спросила Луиза, ответив темсамым на ее невысказанный вопрос. Хилари кивнула.

На улице Луиза дала ей лопату и велела копать канаву,пообещав, что пришлет на подмогу мальчиков, но те так и не появились — оникурили за сараем, и Хилари пришлось на жуткой жаре мучиться одной.

В течение последних четырех лет она выполняла тяжелуюработу: убирала дом, обстирывала Эйлен и Джека, ухаживала за больной, нофизическим трудом не занималась никогда. Он оказался гораздо труднее всего, чтобыло прежде. Когда Луиза наконец позвала ужинать, Хилари едва не плакала отизнеможения.

На кухне у плиты с торжествующим видом стояла Мэйда. Ейдосталась почетная обязанность готовить ужин, если так его можно было назвать.Блюдо, которое хозяйка очень хвалила, состояло из немногочисленных кусочковжира и хрящей, плававших в неаппетитной жиже. Луиза наделила каждого небольшойпорцией, прочла благодарственную молитву, после чего дети приступили к еде.Хилари, несмотря на сильнейший голод и усталость от работы весь день дасолнцепеке, не смогла заставить себя притронуться к содержимому тарелки.

— Ешь, детка, не стесняйся. Сильнее будешь. Луизамерзко ухмыльнулась. Хилари это напомнило слышанные в детстве сказки про ведьм,которые намеревались съесть детей, но на то они и были сказки — в них ведьмавсегда умирала, а детишки спасались и становились принцессами и принцами.

— Извините… Я не голодна… — слабым голосом пролепеталаХилари.

Мальчишки начали пересмеиваться.

— Может, ты больна? — заволновалась Луиза. —Они не говорили мне, что ты больна…

Казалось, она готова была уже отправить девочку обратно.Хилари вспомнила, как Мэйда рассказывала про детдом, эту тюрьму для малолеток.Только этого ей еще не хватало. Но деваться больше было бы некуда. К Джекувернуться нельзя. Остается либо Луиза, либо детдом.

— Нет, нет. Я не больна… это просто солнце… на улицебыло жарко…

— А-а…

Остальные дети принялись насмехаться над ней, а Мэйда непреминула больно ущипнуть Хилари, когда они вместе мыли посуду. Страннаяатмосфера царила в этом до??е, отнюдь не семейная и не дружеская, как успелазаметить Хилари.

Луиза даже не пыталась изобразить материнскую заботу опитомцах, они были для нее просто рабочей силой, и соответственно относилась кним. Все здесь было временным и бездушным. Муж Луизы появлялся редко. Он былинвалидом — потерял на войне ногу, а другая была сильно искалечена, поэтомуработать он не мог, и Луиза использовала детей для выполнения его части работыпо дому, а заодно и своей.

Кроме того, власти штата платили ей за каждого взятогоребенка; разбогатеть на этом было нельзя, но все же деньги получались вполнеприличные. Максимально Луиза могла приютить семерых детей, после прибытияХилари оставалось вакантное место, все знали, что скоро появится кто-то еще.

Помимо Мэйды, была еще одна девочка — бледнаяпятнадцатилетняя блондинка по имени Джорджина, и три хулиганистых чернокожихподростка. Двое, что были постарше, с самого ужина ехидно поглядывали наХилари.

Все питомцы Луизы выглядели неважно. Впрочем, на такой диететрудно было иметь здоровый вид. Луиза экономила, как только могла. Хилари былак этому привычна, прожив у Эйлен и Джека, но хозяйка «дома временногопроживания», похоже, даже их перещеголяла.

В семь тридцать она приказала детям готовиться ко сну.Девочки и мальчишки сидели по своим комнатам, разделенным лишь тонкойперегородкой, болтали, жаловались друг другу, обменивались рассказами ородителях, сидящих в тюрьмах, и собственными впечатлениями от пребывания вприюте.

Все это было для Хилари чуждо, она сидела на кровати имолчала. Джорджина и Мэйда не обращали на нее никакого внимания. Потом, надевночные рубашки, они отправились в ванную, дверь которой захлопнули у Хилариперед самым носом.

«Я как-нибудь это переживу, — говорила себеХилари. — Это лучше, чем Джек… Это не так страшно».

Она вспоминала о деньгах, спрятанных в чемодане, и молилабога, чтобы никто их не нашел. Надо было потерпеть всего лишь пять лет… Пятьлет…

Слезы жгли ей глаза, когда она наконец попала в ванную.Хилари закрылась и разрыдалась в жесткое рваное полотенце, которое ей выдалаЛуиза. Трудно было поверить, во что превратилась ее жизнь.

Через минуту в дверь стали ломиться мальчишки.

— Чего ты там делаешь? Может, тебе помочь? —спросил один из них, а другие громким смехом оценили его «блистательный» юмор.

Хилари поспешила выйти из ванной, тем более что там былопротивно находиться — везде сновали тараканы. Она юркнула мимо мальчишек в своюкомнату, где Мэйда как раз гасила свет. Минутой позже, к изумлению Хилари, вдверях появилась Луиза, держа в руке связку ключей. Похоже, она собиралась ихзакрыть, но Хилари посчитала, что такого не может быть. Из комнаты мальчишекдонесся хохот.

— Закрываем лавочку, — прокомментировала Мэйда. Вэтот момент Луиза захлопнула дверь и раздался скрежет ключа в замке. Мэйда и Джорджина,видимо, восприняли это как абсолютно нормальное явление. Хилари, при сумрачномсвете, проникавшем в окно, с удивлением глядела на них.

— Зачем она это сделала?

— Чтобы мы не встречались с мальчишками. Она любит,чтобы все было тихо, — ответила Мэйда и вдруг хихикнула, будто хорошопошутила.

Джорджина тоже засмеялась. У Хилари сложилось впечатление,что они хихикают постоянно.

— А что, если захочется в туалет?

— Писай в кровать, — пояснила Джорджина.

— Но убирать утром будешь сама, — добавила Мэйда,и они опять заржали.

— А если случится пожар? — испуганно спросилаХилари, но Мэйда снова рассмеялась:

— Тогда ты, детка, поджаришься, как картошка вофритюре, и кожа у тебя станет коричневой, как у меня.

На самом деле они могли бы разбить окно и выскочить, ноХилари от охватившего ее страха не подумала о такой возможности. Она легла вкровать и накрылась простыней, стараясь не думать обо всех ужасных вещах,которые могли произойти. Прежде никто никогда не запирал ее в комнате. Это былоновое, не слишком приятное впечатление.

Хилари лежала молча, глядела в потолок и судорожно дышала.Ей казалось, будто кто-то душит ее подушкой. Она слышала, как ее соседки покомнате шептались, потом зашуршали простыни и снова раздалось хихиканье.

Хилари повернула голову, чтобы посмотреть, что происходит, иувидела зрелище, к которому была совершенно не готова. Мэйда, голая, лежала вкровати Джорджины, та тоже сбросила на пол свою рваную ночную рубашку, и онипри свете луны гладили, ласкали друг друга и целовались, при этом Мэйда стоналаи закатывала глаза.

Хилари хотела отвернуться, но от ужаса и отвращения не моглапошевелиться. Джорджина заметила, что она смотрит на них, и ехидно спросила: