Мне кажется, что мы уже целую вечность стоим возле кафетерия, но постепенно моя паника испаряется. Мое дыхание выравнивается, а сердцебиение приходит в норму.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает Джейс, поглаживая меня по спине. Его прикосновения похожи на магию.

Я не хочу двигаться. Я хочу простоять в его объятиях до конца дня. А может быть, до конца своей жизни. Но я должна встретиться со своими друзьями, поэтому молча киваю головой, все еще не оторвавшись от его груди. Он отпускает меня так медленно, как будто ему тоже не хочется, чтобы этот момент заканчивался.

Я смотрю в его глаза, и он осторожно вытирает следы слез с моего лица.

– Пошли, – говорит Джейс, отступая назад. – Нам нужно успеть пообедать, иначе придется тренироваться на пустой желудок, а это хуже всего на свете.

Я в последний раз шмыгаю носом и наконец-то улыбаюсь.

– Это и правда хуже всего на свете.

Джейс делает паузу, а затем снова протягивает руку, приподняв бровь. На этот раз я точно знаю, что это всего лишь дружеский жест, и, не раздумывая, сжимаю его ладонь. Сейчас мне как никогда нужна поддержка.

Когда мы входим в кафетерий, я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Все кажется нормальным: просто еще один день в старшей школе. Я не знаю большинство из этих людей, и они даже не поворачивают головы, когда мы с Джейсом проходим мимо них, держась за руки. И только оказавшись у нашего стола, я начинаю чувствовать на себе тяжелые взгляды.

Джейс не дает мне замедлить шаг. Он притягивает меня к себе и ведет прямо к столу, но во мне нет ни капли его уверенности. Наше появление заставляет всех замолкнуть, но вдруг кто-то из ребят громко свистит и кричит: «Хорошо выглядишь, Гастингс!» За этим следуют другие выкрики, поздравления, шутки и свист – и все это от моих товарищей по команде.

Я умру от смущения. Это непременно произойдет. Я уже жду мгновения, когда за мной придет смерть, но, когда этого не происходит, мне приходится смириться и закатить глаза. Пора взять себя в руки. Если я собираюсь обрести уверенность и научиться изображать хорошую мину при плохой игре, то сейчас для этого самый подходящий момент. Иначе они будут подшучивать надо мной до конца года. Ребята должны знать, что, несмотря на все изменения, я осталась прежней. Я – все та же девушка, с которой они выходили на поле последние четыре года. И я все еще отличный игрок.

– Как смешно. Можно подумать, что вы никогда в жизни не видели девушек.

– Мы никогда не видели тебя девушкой, – поддразнивает Кабрера.

– Ха-ха.

Прежде чем я успеваю сесть, ко мне подходит Эрик.

– Можно с тобой поговорить?

– Конечно, – говорю я, удивленная его просьбой. К чему такая срочность?

Джейс кивает нам и уходит к своему обычному месту рядом с Рейнольдсом. Взяв меня за локоть, Эрик отходит в сторону.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Он хмурится, глядя на меня.

– Чарли, что, черт возьми, с тобой происходит?

Тон его голоса причиняет мне боль. Может, он злится, а может, ему не понравился мой внешний вид. Ясно одно: он недоволен. Я одариваю его хмурым взглядом и пожимаю плечами в попытке защититься, но при этом чувствуя себя совершенно беспомощной.

– Все в порядке. Мне просто захотелось перемен. – Меня охватывает неуверенность. Я хватаюсь за волосы и кусаю губы. У меня почти не хватает решимости поднять глаза, когда я тихо спрашиваю: – Тебе не нравится?

– Нравится? – Эрик качает головой и разводит руки. – Я тебя почти не узнаю. Ты чуть не ушла из команды. Игнорируешь своих друзей…

– Но ведь в итоге я не ушла, – говорю я, хотя это слабый аргумент, потому что я действительно ушла из команды, прежде чем меня все-таки уговорили остаться. – И мы не виделись всего один день. Разве я не могу пойти в торговый центр с подругой…

– С каких пор ты ходишь в торговые центры? – Он говорит таким тоном, будто я совершила смертный грех. – Или дружишь с чирлидершами? – в этой фразе тоже звучит доля отвращения. Эрик фыркает и указывает в сторону Джейса. – Ты целуешься с парнями на школьной парковке.

Мое лицо становится ярко-красным. С каждой секундой Эрик распаляется все больше и даже не старается приглушить свой голос. Его последние слова доносятся до команды, и они дружно смеются, а некоторые даже поздравляют Джейса с его достижением.

– Он мой друг, и он всего лишь поцеловал меня в щеку, – огрызаюсь я.

Но Эрик пропускает мои слова мимо ушей.

– И что это такое? – Он показывает на мой наряд и хватает прядь моих волос. – Юбка и помада? Блестящие сандалии? Ты выглядишь нелепо!

Я вздрагиваю. С таким же успехом он мог бы дать мне пощечину. Или ударить меня в живот.

– А по-моему, она просто красотка, – выкрикивает кто-то, заставляя меня вспомнить, что у нашего разговора множество свидетелей.

Эрик поворачивается к ребятам и кричит:

– Это Чарли! Она не должна быть красивой! Она должна быть одной из нас!

Ребята дружно смеются, но я отшатываюсь от Эрика и делаю несколько шагов назад. Джейс вскакивает из-за стола и уже через секунду оказывается у меня за спиной. Мне не нужно видеть его лицо, чтобы понять, что он угрожающе смотрит на моего лучшего друга.

– Отвали, Салливан.

Глаза Эрика наполняются ужасом, как будто он только что осознал, как сильно меня оскорбил. Думаю, он не хотел устраивать сцену и тем более причинить мне боль. Увидев, что я с трудом сдерживаю слезы, он бледнеет.

– Чарли, – умоляюще говорит он, качая головой. – Разве ты не понимаешь? Это не ты.

Я не могу говорить. На этот раз я не паникую. Я просто опустошена.

Эрик Салливан только что разбил мне сердце.

– Чарли. – Джейс пытается меня обнять, но я отшатываюсь от него. Мне нужно срочно выбраться отсюда. Я уже готова разрыдаться, но от слез будет только хуже. Команда перестанет меня уважать, если я начну плакать прямо у них на глазах. Здесь нет места для Шарлотты. Прямо сейчас я должна быть невозмутимой пацанкой Гастингс.

Я не произношу ни слова. Бросив на Эрика свирепый взгляд, я вылетаю в коридор. Как только двери кафетерия закрываются за моей спиной, я отчаянно всхлипываю и делаю глубокий вздох. Мои глаза наполняются слезами, и я бегу в туалет. Я сгибаюсь над раковиной, держась за нее одной рукой, а другой хватаюсь за сердце, потому что оно болит. Кажется, я не плакала так сильно с тех пор, как умерла моя мать.

Не проходит и двух минут, как Лейла врывается в туалет и заключает меня в крепкие объятия.

– Эй, – говорит она. – Тс-с-с. Все будет хорошо, Чарли. Я с тобой.

Ее утешения заставляют меня разрыдаться еще сильнее. Как будто теперь, когда она здесь, я могу по-настоящему дать волю своим чувствам. Лейла меня не осудит. Она не станет презирать меня за то, что я дала слабину.