В коробе что-то странным образом шуршало ичуть ли даже не попискивало. Сестра Пелагия от любопытства вытянула шею и нацыпочки встала, желая заглянуть в окошко, однако Митрофаний уже откинул крышкуи запустил внутрь обе руки.

— Вот, тетенька, — сказал он обычным,непастырским голосом. — Хотел показать вам, пока не померли. Из-за того иприпозднился. По моему приказанию посланцы мои обшарили всю округу, даже ителеграфом воспользовался, хоть, сами знаете, и не люблю этих новшеств. Впомете у отставного майора Сипягина нашелся белый бульдожонок женского пола. Иухо, поглядите-ка, правильное. А из Нижнего в дар от купца первой гильдииСайкина скороходным паровым катером два часа назад доставили белого жекобелька, полутора месяцев. Тот вообще по всем статьям молодец. Сучка — та несплошь белая, с рыжими носочками, но зато исключительной криволапости. ЗватьМуся. Еле Сипягин отдал — дочка никак не хотела расставаться. Пришлосьотлучением пригрозить, за погубление души христианской, что с моей стороны былодаже и противозаконно. А кобелек пока без имени. Смотрите, какое у него ухокоричневое. Нос, как полагается, розовый, крапчатый, и, главное, мордойзамечательно брудаст. Подрастут щенки можно наново скрещивать. Глядишь, черездва-три поколения белый бульдог и восстановится.

Он извлек из корзины двух пузатых щенков. Одинбыл побольше, зло тявкал и сучил лапами, другой свисал смирно.

Пелагия оглянулась на умирающую и увидела, чтоМарья Афанасьевна магическим образом переменилась и для гроба уже никак негодится. Она смотрела на бульдожат во все глаза, и пальцы на груди слабошевелились, будто пытаясь что-то ухватить.

Едва слышный, дрожащий голос спросил:

— А слюнявы ли?

Преосвященный шепнул Пелагии: «Доктора», — асам подошел к кровати и усадил обоих щенков генеральше на ГРУДЬ.

— Да вот, полюбуйтесь сами. Так ниточкой итекут.

Пелагия выскочила в коридор с таким лицом, чтодоктор, оказавшийся неподалеку, понимающе кивнул:

— Всё?

Она помотала головой, еще не опомнившись оттолько что явленного Божьего чуда, и молча показала: идите, мол.

Доктор выглянул через две минуты. Вид у негобыл озадаченный и деловой.

— Впервые за двадцать семь лет практики, —сказал он собравшимся у двери и крикнул: — Эй, кто-нибудь! Горничная! Бульонугорячего, и покрепче!

* * *

Владыка встретил Пелагию в отведенных емупокоях посвежевшим и веселым. Успел умыться, переодеться в светло-серыйподрясник, выпить холодного кваску.

— Ну, что православные? — спросил он, лукавоулыбаясь. — Чай, про чудодейственное избавление толкуют?

— Разъехались почти все, — доложила Пелагия. —Еще бы, такое происшествие. Не терпится домашним и знакомым рассказать. Нопредводитель еще здесь, также и Бубенцов со своим секретарем.

— Поджал, поди, хвост, бесенок? — Митрофанийпосерьезнел. — Пока ты тут. Пелагия, попусту время теряла, у нас в Заволжскетакие дела пошли…

Монахиня приняла упрек безропотно, склонилаголову. Что ж, виновата не уберегла она малютку Закусая, а если МарьяАфанасьевна на поправку пошла, то не ее стараниями.

— Бубенцов большую силу взял, таких турусовнаворотил, такого шуму на всю Россию поднял, прямо не знаю, отобьюсь ли…

И преосвященный поведал Пелагии то, что онауже слышала от самого Бубенцова, только у Митрофания толкование убийствавыходило совсем иное.

— Бред и глупость все эти выдумки про богаШишигу. Загубили какие-то лихие люди две человеческие души, раздели и головыотрезали — то ли от озорства, то ли по лютой злобе, то ли еще от чего. Мало ликаких извергов земля носит. А Бубенцов обрадовался, давай паутину плести.Летопись допотопная ему куда как кстати пришлась. Сам знаю, что зытяки нашихристиане больше по названию и много подвержены языческим суевериям, но ведьтихий народец, мирный. Не то что убить, у них и красть-то заводу нет. А этотбес в считанные дни поднял муть со дна людских душ, расплодил наушников иклеветников. Как в Евангелии: «И тогда соблазнятся мнози, и друг другапредадят, и возненавидят друг друга». Тьфу, скверна какая! Теперь многие повечерам боятся из дому выйти, и двери со ставнями на ночь запирают — ужэтакого-то сраму у нас лет десять не было, с тех пор как всех разбойниковповывели. Ну да ничего. Сатана — наваждение, а Господь избавление. На всякуюзлую каверзу сыщется управа. Как нынче сыскалась здесь, в Дроздовке.

И вернувшись к отрадной теме, Митрофаний сновапришел в приятное расположение духа.

— Что, Пелагиюшка? — прищурил он смеющийсяглаз. — Простительный это грех, если я погоржусь самую малость?

— Как тут не погордиться, — искренне молвилаинокиня. — Не раздражится Господь. Спасли вы Марью Афанасьевну, и все этовидели, все подтвердят.

— То-то. Особенно я рад, что мерзавцу этомуневедомому, тихоне, что собачек истребил, все карты спутал. Паскудник уж, поди,ручонки потирал, что сгубил старушку, ан вот тебе. — И архиерей сложил изпальцев ту самую фигуру, которую еще малое время назад сам назвал «знамениемдьявольским». — Порода у нас крепкая. Тетенька еще лет десять проживет, а Богдаст, и пятнадцать. И наново уродов своих мордастых выведет.

Совсем немного погордился Митрофаний и, видно,решил, что хватит. Взглянул на Пелагию испытующе, покачал головой:

— Что, непростое послушание вышло? А ты,верно, думала — пустяк, какие-то псы смехоподобные, я, мол, и не такие клубкираспутывала? Только, видишь, дело само разрешилось. Я тут говорил «мерзавец»,«паскудник», а надо бы «мерзавка» и «паскудина». Картина ведь ясная. ОсерчалаМарья Афанасьевна на законных наследников да в пику им составила духовную наангличанку эту. Не всерьез, конечно, для острастки. А у лютеранки от жадностипомрачение рассудка вышло, в ее положении очень понятное. Из приживалок настарости лет вдруг богачкой сделаться. У кого хочешь мозги набекрень съедут.

— Мисс Ригли не старая, — сказала Пелагия. —Ей вряд ли больше пятидесяти.

— Тем более. Самый возраст, когда из человеканачинает сила уходить и делается страшно завтрашнего дня. Выгонят ее теперьотсюда, и правильно. Неблагодарность — тяжкий грех, а предательство — наихудший.

— Нельзя допустить, чтоб выгнали, — решительнозаявила Пелагия. Мисс Ригли собак не убивала. Когда подсыпали яду Загуляю иЗакидаю, завещание еще не было изменено в ее пользу. Я так думаю, чтонаследство тут вообще ни при чем.