– Почему рицин? – я опёрся рукой о край стола.

– Потому что я люблю яды, – нежно улыбнулся убийца. – Они красиво действуют. Эффектно. Люди разительно преображаются, стоит только ядам повредить их никчёмные смертные тела. В этом есть определённое благородство. Это эстетика убийства. Признаться, когда я пришёл в морг и зарезал Лыткина на рабочем месте, то не испытал никакого удовлетворения. Это так грубо, так вульгарно. Но выбирать не приходилось. Его нужно было быстро убрать с дороги, потому что его роль в плане завершилась.

– Я прямо сейчас разбил бы тебе голову голыми руками, мразь, – прошипел Вячеслав. – Но мой долг обязывает довести тебя до суда и пожизненного срока. Чтобы ты сдох в тюряге.

– Ох, тогда долго ждать придётся, – хохотнул Алексей. – Но боюсь, что этому сбыться не дано.

– Я обязательно засажу тебя, – пообещал Вячеслав. – Умру, но добьюсь этого!

– А вот тут ты прав, служивый, умереть тебе придётся, – Алексей перестал улыбаться и вздохнул. С сожалением.

– Что?

Алексей встал на ноги. Посмотрел на наручники и слегка улыбнулся.

– Снимите это с меня, – потребовал он.

– Чёрта с два! – выкрикнул Вячеслав, тоже поднимаясь со стула. Оба полицейских тронулись с места и начали приближаться к ним.

Алексей внезапно подался вперёд и боднул Вячеслава головой в живот. Тот охнул и повалился на пол. И тут же получил сильный удар ногой по голове. Его крик слился с дьявольским смехом преступника.

Я отскочил от стола, чтобы не мешать полицейским приструнить арестованного. Один из них выхватил пистолет из кобуры и навёл его на преступника.

– На пол, сука! – закричал полицейский, целясь в Алексея.

И вот тут произошло странное. Арестованный внезапно кинулся на полицейского. Раздался выстрел, который оглушил меня. Ещё выстрел! Полицейский выпустил в преступника три пули, прежде чем тот добрался до него и ударил обеими руками по голове, вложив в удар всю свою сумасшедшую ненависть.

Меня охватил ужас. Не в силах пошевелиться, я стоял и смотрел на то, как Алексей выхватывает пистолет из ослабевших рук полицейского, наводит на него оружие и нажимает на спусковой крючок. Через секунду он резко развернулся и застрелил второго замешкавшегося полицейского. Затем приблизился к Вячеславу и выпустил в него оставшуюся пулю. И посмотрел на меня.

Волосы встали дыбом от ужаса, а ноги сделались ватными. Я словно находился в страшном сне, когда пытаешься убежать от кого-то страшного и опасного, но не можешь пошевелить даже пальцем.

Алексей раскатисто захохотал, раскинув руки и запрокинув голову. А я смотрел на три больших пятна крови на его животе и груди и не верил своим глазам. Нет, такого просто не может быть. Нет, нет, нет.

– Чудно́, не правда ли?! – весело воскликнул Алексей. – В меня выстрелили несколько раз, а я живёхонек! Вот же чудеса!

Он резко задрал рубашку, и перед глазами предстали три огнестрельные раны, обильно кровоточащие и нагоняющие тошноту.

– Вот только мне это всё нипочём!

Он резко прекратил смеяться и напрягся. Лицо покраснело, на лбу и висках выступили вены, мышцы живота и груди напряглись до предела, а раны мерзко запузырились. И на пол упали три окровавленные пули.

– Такую хорошую рубашку испортили, черти, – беззлобно выругался Алексей, вытирая кровавые потёки на груди и животе.

Я успел заметить стремительно затягивающиеся отверстия, а потом рубашка прикрыла их.

– Больно, конечно, но я такое переживал множество раз, – пренебрежительно махнул рукой Алексей, словно в этом не было ничего необычного. – Знал бы ты, сколько раз в меня попадали во время войны.

– Какой войны? – слабо промямлил я.

– Второй мировой, например. И первой мировой. Ух, повоевать мне пришлось основательно. А когда Наполеон на нас напал, эти пули особенно доставляли неудобство. Они тогда жутко болезненные были, не то что сейчас.

Я слушал бред сумасшедшего человека, а сам размышлял, как мне убежать из комнаты. И как избежать смерти.

Из коридора послышался шум. На звуки выстрелов бежали остальные полицейские, находившиеся в здании.

– Ну повоюем! – обрадовался Алексей, нагнулся и вытащил пистолет из кобуры Вячеслава.

Дверь распахнулась, и в помещение влетели четверо полицейских. Алексей успел получить семь пуль, прежде чем его безукоризненно точные выстрелы убили людей и мою надежду на спасение.

– А есть ещё здесь кто-нибудь? – засмеялся он, играя с пистолетом. – А то даже поговорить не дадут, отвлекают всё время.

– Зачем вы хотите со мной поговорить? – я изо всех сил пытался взять себя в руки, но руки и колени предательски дрожали, а голос изменял мне.

– Да потому что ты оказался смышлёным малым! – похвалил он. – Признаться, я совсем не ожидал, что меня кто-то вычислит. Это первый случай в моей истории. Ведь казалось, что всё сделано так безупречно. Откуда ты вообще вылез, ума не приложу.

– Это моя работа, я заметил скачок смертности в городе, – мне до жути захотелось пить. Я придвинул стул и упал на него.

– Да что ты? – удивился убийца. – Надо же, уж не думал, что такое вообще кто-то отслеживает. Что ж, учту на будущее.

– Кто ты? – спросил я.

– Человек, – он всё перебрасывал пистолет из руки в руку и слегка пританцовывал. И казался таким счастливым и уверенным в себе.

– Нет, ты не человек. Ты чудовище.

– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся он, направляясь к телу Вячеслава. – Брось ты это морализаторство. Пустое это. Я уже больше семи веков обнуляюсь. И не вижу ничего страшного в том, чтобы убрать несколько людишек, которым выпала честь потрудиться на меня.

– Семи веков? – тупо повторил я.

– Ну да. Я живу больше семи веков, – Алексей принялся шарить по карманам убитого им человека. – Сколько точно, я уж и не скажу. Тогда плохо было с точным летоисчислением, монголы и всё такое… Где же эти чёртовы ключи?! А, вот же тупица окаянный, надо посмотреть у тех скотов, которые меня взяли.

Я помотал головой. Упорно не отпускало ощущение дурного сна. Алексей торжествующе вскрикнул, найдя ключ от наручников.

– Признаться, не всегда мне приходилось убивать людей, которые служили мне. Страна была большая, документов никаких. Ушёл за сто вёрст – и вот уже тебя никто не знает, можно начинать жизнь заново.

– А зачем начинать заново? – слабым голосом спросил я.

– В смысле? – он пыхтел, пытаясь открыть замок наручников. – А как ты себе это представляешь. Живу я среди людей и не старюсь. А люди только сейчас стали жить более-менее долго. А тогда до тридцати, максимум до сорока дотянули – и в могилу. Конечно же, я на их фоне выглядел белой вороной. Слухи начинали ходить недобрые, в колдовстве обвиняли. Люди же идиоты