– Король с невестой прибыли! – крикнул слуга на берегу, отчего Грета вздрогнула, а Верна отпустила жажда крови.

– Пойдем, – бросил он грубо и почти что выволок ее наружу.

– Потише можно? – пренебрежительно сказала Грета, вызвав тем новую волну раздражения.

Он тащил ее за собой и наслаждался. Не настолько быстро, чтобы Грета запнулась, но настолько, чтобы спина пригибалась, чтобы ноги неуклюже песок загребали, чтобы чувствовала себя ребенком неумелым.

– Да отпусти же ты меня! – встала как вкопанная и тут же упала, пытаясь высвободить свою руку, а Верн упивался зрелищем.

Поднялась кое-как, осознав, что без толку все, и побежала за ним, лишь бы не волочиться, как коза на веревке. Спиной ощущал все проклятья, что в мыслях на него насылала, а сама, выпрямившись, спешила, едва поспевая за разогнавшимся оборотнем.

Когда показались флаги Зверя, Верн приостановился. Святое место, здесь не до баловства глупого. Поклонился в пояс и пошел степенно дальше, а Грета вновь осмелела.

– Какое благонравие! Истинный рыцарь, никого не обидит, оскорбленных защитит, даму сердца на руках носит.

Теперь Верн резко остановился, и Грета чуть под ноги ему не грохнулась.

“Почему? Быть моей женой – хуже смерти? На казнь в тронный зал пришла и не противилась. А сейчас? Понимаю, что не любит. Но ведь это лучше, чем нищета на окраине. Неужели я ей настолько… противен?”

“Ты мне не ровня!” – прокатился по мыслям детский хохот.

– Даму сердца?! – развернулся к Грете разъяренный оборотень.

По глазам видел: поняла, что перегнула. Только поздно спохватилась, уже перекинул через плечо и потащил к жертвеннику. Старейшина, что обвенчать их должен был, ждал возле центрального дерева, но Грета видела, не туда Верн ее тащит. К трухлявому пню несет, который кровью дичи во славу Зверя окропляют.

– Ты что…

– Молчи!

Бросил на землю и, достав меч из ножен, приложил ее руку к гнилому дереву.

– Говорила, что получу твою руку, только отрубив ее? Вот сейчас пожелание и выполним.

Взглянула на него исподлобья. Тяжело, царапающе. Отбросил Грету от жертвенника и убрал оружие.

“Зачем угрожал? Ясно, что никогда не обидел бы. Стою теперь тут, как слизняк крикливый”.

– Ты моя, – строго сказал Верн. – Нет у тебя прав ни на жизнь, ни на тело. Что хочу, то и буду с тобой делать. Будешь язвить, язык вырву. Будешь упираться, в темнице сгною. Не герцогиня ты, Грета. Моя вещь. Хочу ― ломаю, хочу ― использую.

Осмелился посмотреть на нее, поразился, как в лице переменилась его строптивица.

“Неужели подействовало? Смотрит, словно не на меня. На кого-то другого”.

Прошли молча к старейшине. Поклонились деревьям священным, на колени встали. Со всем Грета соглашалась. Только сердце ее Верна тревожило. Неровно стучало, как у дичи раненой.

К середине обряда оборотень извелся. Смотрел на невесту потухшую и не знал, как вести себя с ней. Как узнать, что сейчас чувствует. Пальцы ее вцепились в ленты ритуальные, тело дрожало, словно в метели была. Бледная, беспокойная.

Верн снял с себя плащ и хотел набросить на Грету, но она отшатнулась. Уставилась на него одуревшими глазами, в которых он увидел лишь панику.

– Грета, – тихо позвал он.

Надеялся, что от имени очнется его ведьма, но так и смотрела, ожидая что-то ужасающее. Верн искал в глазах Греты привычное, но ничего там не было. Смятение и безысходность, страх перед грозным оборотнем.

“Пусть так, – подумал он с горечью. – Лучше липкий ужас, чем пренебрежение”.

Сам себе не верил, но старательно убеждал, что покорная Грета нравится. А обряд все тянулся и тянулся, будто не благословение, а отпевание покойника. Не выдержал Верн, прикрикнул на старейшину, чтобы завершал поскорей венчание. Грета сжалась вся от его голоса, впрочем, и старейшина засуетился, гнев короля почувствовав.

Спешно защелкнули браслеты, зачаровали, чтобы огонь клятвы по украшению расстелился. Грета зажмурилась, а старейшина обратился к мужу нетерпеливому:

– Вы можете поцеловать…

– К черту! – рявкнул Верн и, обернувшись лигром, бросился прочь из рощи.

Путь из рощи во Флидабург прошел как в тумане. Куда умчался Верн, Грета не знала. И знать не хотела. Мечтала не видеть никогда, молила, чтобы в болото провалился лесное, захлебнулся тиной мерзкий оборотень.

“Зачем меня женой сделал? Издеваться?”

Хотя еще в лодке себе на этот вопрос ответила. Под присмотром у него будет. Никакие козни построить не сможет, слова против не скажет. Полностью теперь от него зависит. Сказал: “Вещь”, – его вещь и есть.

Грету встретили фрейлины – оборотни из семей знатных. Смотрели на нее с интересом, но ничего не выпытывали. Просто поставили перед фактом, что отведут в Мраморные бани. В королевской купальне омоют и во дворец сопроводят. Там спальня для молодых уже подготовлена.

– Спальня, – повторила Грета тихо и всхлипнула.

– Ну что вы, Ваше Величество, – встревожилась одна из дам с серебряными нитями в кудрях. – Вы не бойтесь. Король у нас ласковый. Не обидит.

Но Грету уже было не остановить. Слишком долго она сдерживалась, чтобы не разреветься. Упоминание о брачной ночи высвободило весь запас жалости к себе и своей участи. Она ревела, уткнувшись в грудь испуганной женщины, наплевательски относясь к тому, как выглядит, что подумают и куда ее ведут эти благовоспитанные фрейлины.

А вели ее, несмотря на истерику, в мыльню. Разули, сняли одежду землей испачканную. Тело, волосы умаслили. Песни пели свадебные. Чем-то поили, вроде как успокаивающим. Грета предпочла, чтобы ядом или снотворным каким-нибудь. Провалиться в беспамятство, пусть Верн с ней что хочет, то и делает. Вода горячая катилась по ее телу, а колдунья все думала, как ей жить дальше, как отомстить королю, если в лапах его застряла безнадежно.

– Травы тут есть? – мрачно спросила Грета.

– Есть, конечно, Ваше Величество, – обрадовалась старшая фрейлина по имени Вива. – Какие смешать? Вам в купальне запарить или в тело втирать будете?

– Во дворец соберу. Отвар для себя приготовлю. Сбросить страхи мне надо, леди. Успокоиться, чтобы не обидеть короля дурным настроением.

– И то верно, Ваше Величество, – еще больше обрадовалась Вива. – После купания тогда с вами сходим.

Грета кивнула и отдалась знатным дамам. Пусть готовят к расправе ее тело. Последний раз почувствовать себя высокородной леди. Наутро ничего этого не будет.

Когда доехали до дворца, уже темнело. В полумраке добрались до роскошной королевской спальни. Пропахло все благовониями и цветами. Над кроватью знамя с горящими триллиумами. Улыбнулась Грета недобро и на пуф невысокий села. И ведь верно ей предрекали в королевской спальне мужа ждать. Кто бы только знал, что мужем тем грязный оборотень будет.