– Почему снизу доносится такой невообразимый шум? Эточто, кровожадная расправа?

Трое бородачей расхохотались.

– Ну, можно сказать, ты недалек от истины, –пророкотал один из них глубоким басом. – Мы представляем Двор РубиновогоГрааля – так нас называют. Однако мы предпочитаем, чтобы ты использоваллатинское или французское наименование – как произносим его мы сами и какнадлежит произносить.

– Двор Рубинового Грааля? – недоуменно переспросиля. – Кровопийцы, тунеядцы, кровососы, пьяницы – вот вы кто! Что такое«Рубиновый Грааль»? Кровь?

Я старался воссоздать в памяти то ощущение, котороеиспытывал каждый раз, когда она впивалась зубами мне в шею, но не поддаватьсяпри этом завораживающей силе сопутствовавшего укусу видения… Тщетно! Менянеотступно преследовало захватывающее воспоминание, уносящее в сказочнуюдаль, – восхитительное воспоминание о цветущих лугах и прикосновениях еенежных грудей.

– Кровопийцы! Рубиновый Грааль! Именно так вы поступалисо всеми несчастными, со всеми, кого похищали? Пили их кровь?

– Так о чем же ты просишь меня, Урсула? –Старейший устремил на нее многозначительный взгляд. – Как могу я сделатьподобный выбор?

– Но, Годрик! Взгляни – ведь он храбр, прекрасен имогуч. Годрик, если только ты скажешь «да», никто и словом не возразит. Никтоне задаст ни одного вопроса. Пожалуйста, умоляю тебя, Годрик. Разве якогда-нибудь просила тебя?..

– Просила о чем? – перебил я, переводя взгляд с еенесчастного, убитого горем лица на Старейшего. – Чтобы мне сохранилижизнь? Об этом ты просила? Лучше бы ты убила меня!

Старик понимал меня. Ему не надо было ничего объяснять. Вподобных обстоятельствах я не мог рассчитывать на милосердие. Мне оставалосьтолько броситься в бой и любыми способами уничтожать их, одного за другим.

Внезапно, словно окончательно утратив терпение, Старейший судивительным проворством поднялся во весь рост и, величественно шурша краснымиодеждами, направился в мою сторону. Крепко ухватив за ворот, он, как пушинку,протащил меня за собой через анфиладу сводчатых арок до площадки каменнойлестницы.

– Взгляни вниз, на Двор, – сказал он.

Огромный зал поражал своими размерами. Выступ, на котором мыстояли, тянулся по всему периметру ограждавших помещение стен. А внизу не былони пяди голого камня – все было роскошно задрапировано великолепными портьерамииз затканной золотом ткани цвета бордо. За длинным столом сидели нарядныекавалеры и дамы. Вся их одежда была сшита из тканей цвета красного бургундскоговина – такова, видимо, здешняя традиция, – хотя… нет, то был цвет крови, ане вина, как мне подумалось сначала. Деревянный стол перед ними был пуст – ниединого блюда с едой, ни одного бокала с вином. Однако все они выглядели вполнедовольными и, занимаясь светской болтовней, с интересом наблюдали затанцовщиками, занимавшими все свободное пространство и искусно плясавшими натолстых коврах, как если бы им доставляло удовольствие именно это ощущениенадежного покрытия под скользящими подошвами туфель.

Под звуки ритмической музыки танцовщики с блеском исполнялицелые каскады арабесков. В их костюмах органично сочетались самые разнообразныенациональные стили – от типично французского до вполне современногофлорентийского. Однако во всех узорах украшений обязательно присутствовали либоаппликации из кружков красного шелка, либо вытканные на красном фоне цветы иликакие-то другие фигуры, весьма напоминающие звезды и полумесяцы, – я несмог толком разглядеть.

То была мрачноватая, но завораживающая картина: одеждыодного и того же сочного цвета, оттенки которого варьировали междуотвратительно гнилостным цветом крови и потрясающим, великолепным алым.

Я обратил внимание на изобилие канделябров, подсвечников,факелов. Как просто было бы превратить в пылающий костер все эти гобелены ипортьеры! Интересно, думал я, загорелись ли бы при этом и они сами, как сгораютна кострах ведьмы и еретики.

– Витторио, прояви благоразумие, – услышал я шепотУрсулы.

Как бы ни был тих ее шепот, один из тех, кто был внизу,оглянулся. Он восседал в центре стола, на почетном месте, а его стул с высокойспинкой напомнил мне тот, который занимал дома отец. Человек взглянул на меня –белокурый, похожий на косматого, которого я сразил в бою, но у этого длинныелоконы, веером рассыпавшиеся по широким плечам, были ухожены и шелковисты. Онвыглядел гораздо моложе моего отца, но много старше меня самого, и лицо егоотличалось той же невероятной мертвенной бледностью, что и лица остальных.Жесткий взгляд холодных синих глаз на мгновение задержался на мне, потом вновьобратился в сторону танцующих.

Казалось, все вокруг дрожит в такт колебаниям яркого пламени.Дым разъедал глаза. Внезапно я осознал, что фигуры, вытканные на гобеленах,отнюдь не благородные дамы и единороги, которых я видел в комнате, убранной вутонченном французском стиле, но сами демоны, танцующие в аду. Чуть нижекаменного выступа, опоясывающего зал, были высечены изображения ужасныхгоргулий, а капители разветвляющихся колонн, подпиравших потолок над нашимиголовами, украшало множество демонических крылатых тварей, вырезанных из камня.

Дьявольские создания гримасничали и ухмылялись со всех стен.На одном из гобеленов громоздились друг над другом все круги ада, описанныесамим Данте.

Я внимательно рассматривал сияющую, ничем не покрытуюстолешницу. Голова шла кругом, меня тошнило, сознание мутилось.

– Ты можешь считать себя полноправным членом нашегоДвора, раз она того просит, – сказал Старейший, сурово подталкивая меня кперилам, не позволяя мне высвободиться, не позволяя даже обернуться. Его голос,лишенный всяких эмоций, звучал спокойно и неторопливо. – Она желает, чтобымы ввели тебя в наш Двор в награду за то, что ты умертвил одного из нас, таковалогика ее мышления.

Он задумчиво окинул меня с ног до головы холодным взглядом.Прикосновение руки, державшей меня за ворот, не казалось ни жестоким, нигрубым.

Во мне бушевала буря невысказанных ругательств и проклятий,но вдруг… я осознал, что куда-то падаю…

Мощным броском Старейший перекинул меня через перилабалкона, и через мгновение я оказался внизу, на толстом ковре, где меня рывкомпоставили на ноги.

Танцовщики посторонились, и мы предстали перед лицомВластителя, восседавшего на стуле с высокой спинкой. Резные деревянные фигурыего королевского трона, разумеется, были исполнены чувственности, плотскоговожделения и злобы.

Черное дерево было тщательно отполировано и источало запахмасла, который смешивался с благовониями, курившимися во множествесветильников, а пламя факелов слегка потрескивало.