– Я в этом совершенно уверен. А вы просто слабоумный,если воображаете, что я хоть когда-нибудь присоединюсь к вашему Двору! О какойлюдской охране может идти речь, если внизу, прямо под вами, целая деревнязнает, что вы такое и кто вы такие, если вы появляетесь среди них только поночам и не можете выходить к людям при свете дня?

Снисходительно улыбнувшись, спокойным тоном он произнес:

– Это не более чем скопище бездельников. Ты понапраснутратишь мое время на тех, кто не заслуживает даже презрения.

– Хм-м-м вы ошибаетесь, вынося столь поспешноесуждение. Полагаю, они заслуживают определенного уважения, мой Властитель!

Старейший рассмеялся.

– Хотя бы за их кровь, – пробормотал он сквозьприступы смеха.

Откуда-то еще из зала послышалось сдавленное хихиканье, носразу же стихло, как будто прозвенели осколки разбитого стекла.

Властитель заговорил снова:

– Урсула, я рассмотрю твою просьбу, но я не…

– Нет, ибо я сам этого не желаю! – возразиля. – Даже будь я проклят, я никогда не присоединюсь к вам.

– Придержи язык, – спокойно предостерег меняВластитель.

– Вы явно слабоумные, если вам не приходит в голову,что горожане там, внизу, могут восстать, при свете дня штурмом взять этукрепость и найти все ваши тайные убежища!

По всему огромному залу пронеслось какое-то шуршание, послышалсяглухой ропот, но ни одного слова я различить не смог. Складывалось, однако,впечатление, что эти бледнолицые монстры все же как-то общались между собой –мысленно или обмениваясь взглядами, – и потому так шелестели и колыхалисьих роскошные тяжеловесные одеяния.

– Вы просто оцепенели в свой тупости! – заявиля. – Вы сами позаботились, чтобы вас узнавали по всему белу свету, исчитаете, что этот ваш Двор Рубинового Грааля сможет продержаться вечно?

– Ты оскорбляешь меня, – возмутился Властитель. Наего щеках, как это ни удивительно и непостижимо, проявилось некое подобиенежнейшего, божественного румянца. – Будь любезен, успокойся, пожалуйста.

– Это я оскорбил вас? Мой господин, позволь дать тебесовет. Днем ты беспомощен – мне это известно. Вы нападаете по ночам, и толькопо ночам. Все факты и все слухи свидетельствуют об этом. Я помню, как твои стаиналетели на дом моего отца. Я помню и предостережение: «Взгляни на небо!» МойВластитель, вы слишком долго прожили в своем диком лесу. Вам нужно было последоватьпримеру моего отца и послать нескольких учеников к философам и священникам воФлоренцию.

– Не стоит издеваться надо мной, – умоляющимтоном, но сохраняя сдержанность, присущую отличному воспитанию, сказалон. – Ты будишь во мне гнев, Витторио, а я не вижу причин для него.

– Твое время истекает, старый дьявол, – отвечаля. – Так что веселись в своем древнем замке, пока можешь.

Урсула вскрикнула, но остановить меня было уже невозможно.

– Должно быть, вы откупились от старшего поколенияидиотов, управляющих городом и по сию пору, – сказал я. – Но если выне предвидите, что все общины граждан Флоренции, Венеции и Милана могутобъединиться и выступить против вас такими силами и с такой яростью, с какимивам еще не доводилось сталкиваться, значит, вы мечтатель. Угрозу для васпредставляют вовсе не такие люди, как мой отец. Гораздо опаснее, мойВластитель, люди ученые – университетские астрологи и алхимики, прочитавшиевеликое множество книг. Это они двинутся на вас – современное поколение, окотором вы не имеете ни малейшего понятия, и они выследят вас, как древнегозверя из легенды, и вытащат из темного логова на теплый солнечный свет, и всемвам отрубят головы.

– Убей его! – раздался женский крик.

– Уничтожь его, и немедленно, – твердо поддержалтребование какой-то мужчина.

– Он недостоин оставаться в нашем убежище, недостоиндаже стать жертвой!

И тут все хором стали требовать моей смерти.

– Нет! – наперекор всем кричала Урсула, в мольбепротягивая руки к Властителю. – Флориан, умоляю вас!

– Казнить, казнить, казнить, – нараспев выкликалиостальные, сначала вдвоем, затем втроем, а потом все хором.

– Мой Властитель, – произнес Старейший, но я едваразличал его голос, – он всего лишь мальчик. Отправь его в голубятню –побудет в стае ночь-другую и даже имя свое забудет – станет таким же ручным иоткормленным, как и все.

– Убей его сейчас же! – чей-то громкий голосперекрыл все остальные.

– Покончить с ним! – орали другие.

Криков становилось все больше, возмущение росло. Затемраздался пронзительный вопль, и его сразу же подхватили другие:

– Разорвать его на части! Немедленно. Сделай это!

– Да, да, да! – возгласы теперь звучали словнобарабанная дробь.

Годрик, Старейший, громко прокричал, требуя тишины, как разв тот момент, когда множество ледяных рук вцепились в меня со всех сторон.

Я сразу припомнил: когда-то во Флоренции мне довелось статьсвидетелем того, как толпа буквально растерзала человека. Я оказался слишкомблизко, и меня самого едва не затоптало скопище таких же, как я, невольныхочевидцев расправы, стремившихся поскорее унести оттуда ноги.

Так что мне не приходилось теряться в догадках относительносвоей дальнейшей участи. Я также не мог примириться с такой расправой, как и слюбым другим видом смерти, незыблемо уверовав, как мне кажется, в праведностьсвоего гнева и в собственную нравственность.

Но Годрик приказал кровопийцам посторониться. И вся этабледнолицая компания отступила с изысканной вежливостью, граничившей сманерностью, и показной скромностью, склонив головы или отвернувшись в сторону,как если бы они не имели ни малейшего отношения к случившейся всего миг томуназад свалке.

Я продолжал неотрывно смотреть на Властителя. Лицо его такпылало, что оно казалось почти человеческим: кровь пульсировала в висках, губыпотемнели и, при всей красоте их формы, стали походить на багровый шрам. Еготемно-золотые волосы казались почти каштановыми, а синие глаза наполнилисьгоречью.

– Я считаю, что его следует поместить вместе состальными, – повторил Годрик, лысый Старейший.