— Эта женщина сделает с вами что пожелает, — сказалСэнтоникс.

— Послушайте, — принялся объяснять я, — мне Грета тоже ненравится. Она действует мне на нервы. На днях мы с ней жутко поругались. Новыгнать ее не так просто.

— Да, я знаю, что с ней не просто совладать.

— Неспроста это место кто-то назвал Цыганским подворьем иобъявил: что на нем лежит проклятие, — угрюмо буркнул я и добавил:

— Из-за деревьев нам навстречу выскакивают полоумныецыганки, грозят кулаком и предупреждают, что если мы не уберемся отсюда, то насждет нечто страшное. А ведь это место должно быть прекрасным и светлым.

Мне странно было слышать эти последние свои слова. Япроизнес их так, будто говорил кто-то другой.

— Да, оно должно быть таким, — согласился Сэнтоникс. —Должно, но не будет, если им владеет какая-то нечистая сила.

— Неужели вы в самом деле верите?..

— Я верю во многое… Мне известно кое-что про нечистую силу.Неужели вы до сих пор не поняли, не почувствовали, что во мне тоже живетнечистая сила? И жила всегда. Вот почему я чувствую, когда она рядом, хотя невсегда знаю, где именно… Я хочу, чтобы в доме, который я построил, не водиласьвсякая нечисть. — В его голосе появилась угроза. — Понятно? Для меня это оченьважно.

Внезапно его поведение резко изменилось.

— Пошли, — сказал он. — Поболтали о всяких глупостях, ибудет. Пошли к Элли.

Мы вошли через распахнутую застекленную дверь, и Эллирадостно бросилась навстречу Сэнтониксу.

В тот вечер Сэнтоникс был чрезвычайно мил и любезен.Никакого наигрыша — он был самим собою, обаятельным и веселым. Разговаривал онбольше с Гретой, словно проверяя на ней свое умение покорять людей. А ондействительно при желании умел быть неотразимым. Любой бы на моем месте готовбыл поклясться, что она ему очень нравится и единственное, что ему важно — этодоставить ей удовольствие. Я невольно почувствовал, что он и в самом деле оченьопасная личность. В Сэнтониксе было что-то такое, чего я не сумел разглядеть.

Грета всегда чутко реагировала на особое к себе внимание. Итут же пускала в ход все свои чары. Она умела, когда надо, притушить своюкрасоту или, наоборот, подчеркнуть ее. Так вот в тот день она была такойкрасивой, какой я ее никогда не видел. Она улыбалась Сэнтониксу и слушала егокак зачарованная. Интересно, думал я, чего он добивается? Никогда не знаешь,чего от него ждать. Элли выразила надежду — он поживет у нас несколько дней, ноон покачал головой. Ему необходимо завтра же уехать.

— Вы что-нибудь сейчас строите? Чем-то заняты? Нет, отвечалон. Он только что вышел из больницы.

— Подлатали меня в очередной раз, — сказал он. — Боюсьтолько, в последний.

— Подлатали? А что вам делали?

— Выкачали из меня всю плохую кровь и заменили ее свежей, —ответил он.

— Ox! — Элли чуть заметно вздрогнула.

— Не беспокойтесь, с вами такого не случится, — заверил ееСэнтоникс.

— Но почему это случилось с вами? — спросила Элли. — Почемусудьба к вам так жестока?

— Разве жестока? — удивился Сэнтоникс. — Я слышал, как вытолько что пели:

Вот что нужно знать всегда:

Слитны радость и беда.

Знай об этом — и тогда

Не споткнешься никогда.

Вот я и не споткнусь, потому что знаю, зачем рожден. А этопро вас, Элли:

И одних ждет

Счастья свет…

Вас ждет Счастья свет.

— Хорошо, когда живешь без страха, — вдруг ни с того ни ссего сказала Элли.

— А что, разве вам страшно?

— Не люблю, когда мне угрожают, — ответила Элли. — И когдаменя осыпают проклятиями.

— Вы говорите о вашей цыганке?

— Да.

— Забудьте о ней, — сказал Сэнтоникс. — Забудьте хоть насегодняшний вечер. Будем счастливы, Элли. За ваше здоровье! Долгой вам жизни, амне — быстрого и легкого конца. Майку тоже желаю счастья, а… — Он умолк, поднявстакан перед Гретой.

— Итак, — сказала Грета, — что мне?

— А вам — пусть сбудется то, что вам суждено! Удача,наверное? — добавил он с чуть приметной насмешкой. Ранним утром Сэнтониксуехал.

— Странный он человек, — заметила Элли. — Я его никогда непонимала.

— А я не понимаю и половины того, что он говорит, —отозвался я.

— Но он знает, о чем говорит, — задумчиво произнесла Элли.

— Ты хочешь сказать, что он способен предсказывать будущее?

— Нет, — ответила Элли, — я не об этом. Он разбирается влюдях. Я уже тебе об этом говорила. Он знает людей лучше, чем они сами. Из-заэтого одних он ненавидит, а других жалеет. Однако меня ему жаль, — опятьзадумчиво добавила она.

— А почему он должен тебя жалеть? — заинтересовался я.

— Потому что… — Но она так и не закончила фразу.

На следующий день я быстрым шагом шел по нашей роще, посамой чащобе, там, где тень от сосен особенно густа и сумрачна. И вдруг увиделна просеке высокую женщину. Я инстинктивно отпрянул в сторону, не сомневаясь,что это наша цыганка. Каково же было мое изумление, когда я понял, кто передомной… Это была моя мать. Высокая, суровая, седовласая.

— Господи Боже, — воскликнул я, — как ты меня напугала,мама! Что ты здесь делаешь? Приехала к нам? Мы ведь тебя уже сколько разприглашали.

Честно говоря, я преувеличивал. Один раз я послал ей, чтоназывается, дежурное приглашение. Причем постарался так его написать, чтобымать ни в коем случае его не приняла. Я не хотел, чтобы она сюда приезжала.Никогда.

— Совершенно верно, — ответила она. — Наконец-то я выбраласьвас навестить. Убедиться, что у тебя все в порядке. А это, значит, тот шикарныйдом, который вы построили? Он и вправду шикарный, — кисло добавила она, глядякуда-то в сторону.

В ее голосе слышалось осуждение, что, впрочем, не было дляменя неожиданностью.

— Слишком шикарный для такого, как я?

— Я этого не сказала, сынок.

— Но подумала.

— Не для этого ты был рожден, и то, что ты оторвался отсвоей среды, добром не кончится.