Ощущение его кожи на моей было невероятно приятным, намногоприятнее, чем я могла себе представить. Я откинула голову назад и восторженновздохнула. Лукас целовал меня в губы, в щеки, в ухо, в шею.

— Бьянка... — мягко шепнул он мне в шею, прикасаясь губами кямке на горле. — Мы должны остановиться.

— Я не хочу останавливаться.

— Здесь... мы не можем слишком увлечься...

— Не останавливайся. — Я поцеловала его в лоб, потом вволосы.

И могла думать только о том, что теперь он принадлежит мне.Только мне, и больше никому.

Наши губы снова встретились, но теперь поцелуй изменился,стал резким, почти неистовым. Мы с Лукасом дышали прерывисто и не могли сказатьни слова. В мире не существовало ничего, кроме Лукаса и настойчивого голосавнутри меня, твердящего: «Мой, мой, мой».

Его пальцы нырнули под узкие бретельки моего платья. Онососкользнуло с плеч, приоткрыв грудь. Лукас провел большим пальцем от моего ухадо плеча. Я хотела, чтобы он двинулся дальше, чтобы прикасался ко мне так, какмне мечталось. Сознание затуманилось, я вообще не могла ни о чем думать;осталось только мое тело и то, чего оно от меня требовало. Я знала, что должнасделать, хотя еще не могла себе этого представить. Я знала.

«Стоп», — велела я себе. Но мы с Лукасом уже миновали тотмиг, когда можно было остановиться. Я хотела его — всего, и немедленно. Взявего лицо в свои ладони, я нежно прижалась к его губам, к подбородку, к шее. Явидела, как под кожей пульсирует жилка, и голод сделался настолько сильным, чтоя уже не могла сдерживаться.

Я укусила Лукаса в шею. Сильно. Услышала, как он ахнул отболи и потрясения, но в эту секунду его кровь потекла мне в рот. Густойметаллический привкус растекся во мне, как огонь — жаркий, неуправляемый,опасный и прекрасный. Я сглотнула, и вкус крови Лукаса во рту показался мнеслаще всего на свете.

Он попытался оттолкнуть меня, но слабел на глазах. Когда онначал заваливаться назад, я крепко обняла его, чтобы делать большие глотки. Мнеказалось, что вместе с кровью я втягиваю в себя его душу. Мы никогда еще небыли ближе друг к другу.

«Мой, — думала я. — Мой».

И тут Лукас окончательно ослаб и лишился чувств. Осознаниезахлестнуло меня, как ледяная волна, и вывело из транса.

Я ахнула и отпустила Лукаса. Он с глухим стуком упал на полбеседки, как тряпичная кукла. Зияющая рана там, где мои зубы прокусили егогорло, была темной и влажной в лунном свете, поблескивая, как разлитые чернила.Тонкая струйка крови стекала на пол и собиралась лужицей вокруг маленькойсеребряной звездочки, выпавшей из моих волос.

— Помогите, — приглушенно, почти шепотом позвала я. Губы всееще были липкими и горячими от крови Лукаса. — Кто-нибудь, пожалуйста!Помогите!

Спотыкаясь, я спустилась со ступенек беседки, отчаянно желаянайти кого-нибудь — кого угодно. Родители будут вне себя, миссис Бетани тоже,только в тысячу раз ужаснее, но кто-то должен помочь Лукасу!

— Есть тут кто-нибудь?

— Что с тобой случилось? — Из-за деревьев вышла Кортни, явнов сильном раздражении. Ее белое кружевное платье помялось, а за спиной стоял еекавалер; видимо, я помешала им обжиматься. — Погоди... у тебя на губах... Эточто, кровь?

— Лукас! — Я была в таком глубоком шоке, что ничего не моглаобъяснить. — Пожалуйста. Помоги Лукасу.

Кортни тряхнула длинными белокурыми волосами, решительновошла в беседку и увидела лежащего там Лукаса с раной на шее. Она выдохнула:

— О боже. — Потом повернулась ко мне с самодовольнойулыбкой. — Самое время тебе повзрослеть и стать вампиром, как и все мы.

— Я не убила Лукаса? С ним все в порядке? — всхлипывала я ине могла успокоиться. Мама обнимала меня за плечи; я покорно позволила ейувести себя из беседки. Папа бежал впереди и нес на руках лишенного сознанияЛукаса. Остальные учителя маячили неподалеку, чтобы не подпустить другихучеников и не дать им догадаться о случившемся. — Мама, что я наделала?

— Лукас жив. — Ее голос никогда еще не звучал так нежно. —Он поправится.

— Ты уверена?

— Совершенно уверена. — Мы поднялись по каменным ступеням. Яспоткнулась о каждую. Меня так трясло, что я едва шагала. Мама погладила меняпо голове. Волосы мои растрепались, косички расплелись. — Милая, иди наверх, внашу квартиру, хорошо? Умойся. Успокойся.

Я замотала головой:

— Я хочу остаться с Лукасом!

— Он даже не поймет, что ты рядом.

— Мама. Пожалуйста!

Она хотела отказать мне, но поняла, что спорить бесполезно.

— Пойдем.

Папа отнес Лукаса в каретный сарай. Войдя туда, я не сразусообразила, зачем в каретном сарае нужна квартира, стены которой обшиты чернымидеревянными панелями, и на них висят коричневатые фотографии в старинныхрамках. Потом вспомнила, что именно здесь живет миссис Бетани, но была слишкомпотрясена, чтобы бояться ее. Я попыталась войти в спальню, чтобы увидетьЛукаса, но мама покачала головой.

— Умой лицо холодной водой. Сделай несколько глубокихвдохов. Возьми себя в руки, милая, тогда и поговорим. — Криво улыбнувшись, онадобавила: — Все будет в порядке. Вот увидишь.

Я долго не могла повернуть липкими дрожащими руками ручку надвери в ванную, а взглянув в зеркало, поняла, почему мама так настаивала, чтобыя умылась. Губы были испачканы кровью Лукаса, несколько капель размазалось пощекам. Я открыла краны, отчаянно стремясь смыть с себя свидетельство того, чтонатворила, но едва прохладная вода потекла на пальцы, я пристальнее всмотреласьв кровавые пятна. У меня такие красные губы... и все еще припухшие от поцелуев.

Я медленно провела по губам кончиком языка. На них все ещеощущался вкус крови Лукаса, и мне казалось, что в этот миг он даже ближе комне, чем когда я его обнимала.

«Стало быть, вот что это значит», — думала я. Родители всюжизнь твердили мне, что однажды кровь станет чем-то большим, нежели простокровь; большим, нежели нечто, принесенное ими из лавки мясника и предложенноемне за обедом. Я никогда не могла понять, что они имеют в виду. А теперьпоняла. В некотором смысле это и вправду было похоже на первый поцелуй сЛукасом: мое тело знало, что мне требуется, и хотело этого задолго до того, какдогадалось сознание.

Потом я подумала о Лукасе, откинувшемся назад, когда я егоцеловала, и полностью мне доверившемся. Снова нахлынуло чувство вины, и я опятьзаплакала и начала плескать водой в лицо и на шею. Потребовалось несколькоминут и много глубоких вдохов, прежде чем я смогла выйти из ванной.

Кровать миссис Бетани представляла собой черное резноеуродство с витыми столбиками, поддерживающими балдахин. Явно сделана многостолетий назад. В самом центре лежал Лукас, без сознания, такой же бледный, какбинты у него на горле. Но он дышал.