— Он жив, — прошептала я.

— Ты выпила не так много крови, чтобы сильно навредить ему.— Отец глянул на меня в первый раз с того момента, как вбежал в беседку. Ябоялась увидеть в его взгляде осуждение или же, учитывая, что я наделала, —замешательство, но папа был спокоен и вполне доброжелателен. — Тебе нужнонаучиться выпивать за один раз около пинты, не больше.

— Тогда почему Лукас потерял сознание?

— Так на них действует укус, — ответила мама. Под «ними» онаподразумевала людей. Обычно она старалась не проводить различий и любилаговорить, что люди — они и есть люди, не важно какие, но сейчасразграничительная линия между нами была отчетливой, как никогда. — Онинаходятся... вроде как под гипнозом или под чарами. Сначала сильносопротивляются, а потом впадают в такой транс.

— Кстати, это хорошо, потому что завтра он ничего невспомнит. — Папа держал Лукаса за запястье, считая пульс. — Нужно что-нибудьпридумать, чтобы объяснить ему эту рану. Что-нибудь попроще, про несчастныйслучай. В той старой беседке есть парочка ненадежных перекладин — одна из нихмогла свалиться и ударить его по голове.

— Я не хочу врать Лукасу!

Мама покачала головой:

— Милая, ты всегда понимала, что есть вещи, которыеокружающим лучше не знать.

— Лукас не окружающие!

В отличие от них, мне было известно, что Лукас и такотносился к академии «Вечная ночь» с подозрением. Конечно, правды об этом местеон не знал, иначе просто никогда не вошел бы в ее парадную дверь, но понимал,что здесь что-то происходит, что «Вечная ночь» больше чем просто школа. Ягордилась хорошей интуицией Лукаса, но при этом понимала, что она только всеусложняет.

Но как можно вообще подумать о том, чтобы рассказать емуправду? «Прости, что я едва не убила тебя вчера ночью»? Я медленно кивнула,соглашаясь с родителями. Лукас не должен знать, как сильно я его подвела. Онменя никогда не простит — если вообще поверит, когда я заведу речь о вампирах.Просто решит, что я сошла с ума.

— Хорошо, — уступила я. — Нам придется врать. Я понимаю.

— Хотела бы и я понять! — решительно сказала миссис Бетани.Она вошла в спальню, скрестив руки на груди. Вместо обычной кружевной блузки итемной юбки на ней было темно-фиолетовое бальное платье и черные атласныеперчатки до локтей. Она покачала головой, и в ушах засверкали серьги черногожемчуга. — Когда мы приглашали в «Вечную ночь» учащихся-людей, то знали, чтомогут возникнуть проблемы с безопасностью. Мы делали выговоры своим прежнимученикам, проверяли коридоры, как могли, разделяли группы, и мне казалось,добились очень неплохих результатов. Уж от кого, от кого, но от вас, миссОливьер, я подобной выходки не ожидала!

Мои родители вскочили на ноги. Я подумала, что они простооказывают уважение миссис Бетани как своей начальнице, — они всегда подчинялисьей и учили этому и меня, но тут папа шагнул вперед.

— Вы знаете, что Бьянка не такая, как мы все. Она впервые вжизни попробовала живую кровь и понятия не имела, как это на нее подействует!

Губы миссис Бетани растянулись в недовольную неприятнуюулыбочку.

— Бьянка, разумеется, особый случай. Вампиров рождается такмало, куда меньше, чем превращается из людей. Вы знаете, что вы всего лишьтретья рожденная, кого я встретила с тысяча восемьсот двенадцатого года?

Мама и папа говорили мне, что каждое столетие рождаетсявсего лишь несколько детей-вампиров; они прожили вместе почти триста пятьдесятлет, когда мама потрясла их обоих, забеременев мной. Мне всегда казалось, чтоони слегка преувеличивают, чтобы дать мне почувствовать себя уникальной, нотеперь я поняла, что они говорили чистую правду.

Миссис Бетани не закончила.

— Вообще мне казалось, что воспитываться вампирами, зная приэтом о нашей природе и наших потребностях, — это преимущество, котороеобеспечивает дополнительный самоконтроль, а не наоборот.

— Простите меня. — Я не могла допустить, чтобы за это винилимоих родителей, ведь ошибку допустила только я. — Мама с папой говорили, чтооднажды это случится. Что я почувствую потребность укусить. Но я не понимала,во всяком случае по-настоящему, до тех пор, пока это не произошло.

Она кивнула, обдумывая сказанное мною. Ее темные глаза лишьоднажды глянули на Лукаса, будто он был кучкой мусора, оставленной в еекомнате.

— Он выживет? Значит, особого вреда это ему не нанесло. Онаказании Бьянке мы подумаем завтра.

Мама виновато посмотрела на меня:

— Бьянка поклялась, что больше никогда ничего подобного несделает.

— Если в школе станет известно, что одного из новых учениковукусили, но не понесли за это никакого наказания, это случится снова. Крайневажно, чтобы ни одного из человеческих учащихся никто даже пальцем не тронул,поэтому мы не можем допустить и тени подозрения. Подобный проступок не можетостаться безнаказанным.

Впервые в жизни я целиком и полностью согласилась с миссисБетани. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что укусила Лукаса, и нескольковечеров уборки коридоров — это самое меньшее, чего я заслуживала. Но мне тут жебросилась в глаза одна сложность.

— Я не могу оставаться после уроков. Или заниматься уборкойи все в таком роде.

Миссис Бетани иронически выгнула бровь.

— Вы считаете себя выше столь низменных занятий?

— Если мое наказание будет таким заметным, Лукас обязательноспросит, за что. Но мы же не хотим, чтобы он задавал лишние вопросы, так?

Я попала в точку. Миссис Бетани кивнула, но я видела, чтоона очень недовольна тем, что я взяла над ней верх.

— В таком случае напишете работу на десяти страницах о,скажем, использовании эпистолярной формы в романах восемнадцатого идевятнадцатого столетий. Срок — две недели.

Даже такое задание не могло заставить меня чувствовать себяхуже, чем сейчас.

Миссис Бетани подошла ко мне ближе. Широкие юбки ее платьязашуршали, как крылья птицы. Аромат лаванды окутал меня, словно дымом. Я немогла посмотреть ей в глаза, чувствуя себя пристыженной и абсолютнобеззащитной.

— Более двух столетий академия «Вечная ночь» служилаубежищем для нашего рода. Те из нас, кто выглядит достаточно молодым для того,чтобы считаться учеником, приезжают сюда, чтобы узнать, как изменился мир, апотом снова возвращаются в общество, не вызывая подозрений. Это место обучения.Безопасное место. И остаться таковым оно может только в том случае, если люди внеэтих стен — а теперь и в этих стенах — тоже будут в безопасности. Если нашиученики перестанут держать себя в руках и начнут лишать людей жизни, «Вечнаяночь» навлечет на себя подозрение и наше убежище погибнет. Двухсотлетняятрадиция оборвется. Я оберегаю школу почти все это время, мисс Оливьер, и ненамерена видеть, как вы или кто-то другой нарушает равновесие. Я ясновыразилась?