– Ох…

– А чего тут охать, – сказал Леший. – Я ж недурак, это у меня просто рожа такая… Ладно. Твоя взяла. Говори, чего хочешь.

– Честно говоря, хочу я положить вас всех пятерыхподальше от деревни, чтобы зверье быстренько объело… Самый простой способ,чтобы вы мне докучать перестали…

– А за что? – спросил Леший (вроде быневозмутимый, но напрягшийся, Смолин видел, как сапер над хитрой миной). –Что мы кому сделали? Никого и пальцем не тронули, стекла на пять копеек нераскокали. Пока что твой Васька окаянствовал, вон потолок тебе картечьюизнахратил да Маичу Петровича самым зверским образом отмудохал…

Поскольку Лихобаб молчал, встрял Смолин. Сказал сухмылочкой:

– Гнилуху толкаешь, Леший. Верю, что ты давненько небывал у хозяина, но ведь должен помнить наше все – уголовный кодекс. А что тампро такие коллизии прописано? Не бывает ни смягчения, ни послабления, ежелипреступление не совершилось по обстоятельствам, не зависящим от исполнителя…Как про нас с тобой, ага?

– Вот именно, – подтвердил Лихобаб. – Ирастолкуй ты мне, умник, что нам мешает всю вашу кодлу положить со свинцом ворганизме? Или ты меня гуманистом считаешь? Зря…

– Водяной, – сказал Леший даже с неким подобиемусмешки (именно что подобием, на безмятежную, настоящую эта гримаса все ж невытягивала). – Людей мочить – дело серьезное, уж ты-то понимать должен.Мочкануть-то нетрудно, а что потом?

Лихобаб прищурился:

– А ты думаешь, у меня привидения по ночам под окнамитолкутся? Знаешь, сроду не бывало…

– Я не про то. А как всплывет? Если ты давненько сиделв соседней комнате, слышал, поди, как я Васе объяснял про спаянность? Нету ее ввас, милый, ну нету, и весь сказ… Ты, да Вася, да еще девочка – вы не команда,вы сами по себе, на трех делится ваша кодла, а не из трех состоит… Смекаешь?Мало ли что в будущем стрясется, мало ли кто проговорится… Не хватит у васспособности это на себе всю оставшуюся жизнь таскать, поверь моему жизненномуопыту…

– А у тебя бы хватило?

Леший поежился:

– Я так, теоретически… Рассуждаю вот…

– Иначе говоря, жить хочешь?

– А ты нет?

– Понятно… – протянул Лихобаб, поглаживая прикладкарабина. – А предположим, попадаешь пальцем в небо? И ношу эту мыкак-нибудь снесем? Леший… Ты, часом, попросить не хочешь? Поумолять, чтоб немочили?

– Не дождешься, – угрюмо сказал Леший. – Сродураком не вставал и сейчас не буду. Мочканешь – значит, судьба такая. На коленяхподыхать не буду…

– И за них решаешь? – Лихобаб показал большимпальцем за спину, где помещалась троица.

– Маича Петрович – человек немолодой, – отозвалсяЛеший, – тех же убеждений. Ну, а ребятки… Мое воспитание. Крепеньковдолблено: если и помирать, то не раком или в иной неприглядной позе, а гордодержа голову. Ты к ним приглядись, приглядись. Похоже, что они скулить начнут?

Лихобаб не повернул головы, но Смолин присмотрелся. Походилона правду: оба племянничка сидели с видом бледным и угнетенным, но что-то непоходили на слабаков, способных скулить на коленках…

– Хорошо воспитал, – сказал Леший с некоторой дажеласковостью, как мог бы охотник отозваться об идеально натасканнойсобаке. – Убить убьешь, но не согнешь и не поломаешь…

– Еще немножко – и я хлюпать начну от умиления… –сказал Лихобаб. – Ну, а если мы демократическим образом все решим, путемоткрытого голосования? Вася?

Без особых раздумий Смолин сказал то, что думал:

– Не стал бы я руки пачкать…

Лихобаб оглянулся:

– Инга, вы как? Успокоились? Что думаете?

Она рывком вскинула голову с непросохшими на щеках слезами,отозвалась со всхлипом:

– Пусть катятся… – и уточнила, куда словечкамибезусловно не входившими в курс университетского образования.

– Гуманные у меня присяжные заседатели… – сказалЛихобаб насмешливо. – А если я их не послушаю?

– Значит, не послушаешь, – сумрачно отозвалсяЛеший.

– Ну ладно, – сказал Лихобаб. – Вот тебеитог, громко и внятно. Коли уж цепляешься к формулировкам, изволь… На сей разотпускаю. Забирай свою кодлу, забирай битого и топай в лихорадочном темпе к«уазику». Ага, к нему. Вы его, шпана, не только не замаскировали толком, нодаже в более-менее укромное местечко загнать не смогли, он там торчит, какгалоша на белой скатерти. И вот тебе формулировка: если еще раз появитесь вмоем районе, получите пулю. Неважно, кто появится, ты сам или твои архаровцы.Что понимать под «моим районом», тебе дополнительно растолковать или самзнаешь?

– Сам знаю, – сказал Леший, глядя в стол.

– Еще раз повторяю для надежности. Мой район – это все,что находится в Куруманском и Пижманском районах вне населенных пунктов.

– Очень мило, – проворчал Леший. – Это что ж,теперь по грибы-ягоды и не сходишь, чтобы ты из-за куста в спину не залепил?

– Не придуривайся, – хладнокровно отрезалЛихобаб. – Прекрасно ведь понимаешь, какие ситуации я имею в виду? Когдавы не с лукошком за грибами ходите, а со стволом подмышкой или за пазухойподсматриваете за мной, за моими друзьями, вообще без дела шляетесь по моимместам. Теперь все предельно ясно обозначено, а? Не слышу?

– Ясно…

– Больше душеспасительных бесед не будет. Слово даю.Если что – прилетит свинец в медно-никелевой оболочке неведомо откуда – и весьсказ… Договорились?

– Договорились…

– Ну, тогда мотайте отсюда, кладоискатели… Что тыждешь? Чтобы я еще вам и стволы вернул? Леший, я что, на идиота похож?Обойдешься… Ну?

Он стоял неподалеку от двери, положив карабин на сгиб локтяв лучших традициях голливудских фильмов, а кладоискатели один за другим,угрюмой вереницей тянулись мимо него: Маича Петрович, с распухшей физиономиейвурдалака, прошмыгнул, ни на кого не глядя, морщась от боли, оба племянничка,наоборот, на прощанье зыркнули-таки звероватыми взглядами типа «ещепосчитаемся». Леший, как и следовало от него ожидать, прошествовал с гордоподнятой головой. «Следовало отдать ему должное, – подумал Смолин, –мужичок не из слюнтяев…»

Лихобаб бесшумно выскользнул следом – наверняка хотелубедиться, что разбитый противник организованно отступает, а не замыслил реванш(хотя какой может быть реванш в такой ситуации?). Оставшись тет-а-тет с Ингой,Смолин подошел, присел на краешек постели, погладил случайную спутницу жизни поголове и спросил со всем участием:

– Сильно испугалась? Ты прости, не было времени за всейэтой каруселью тебя утешать…

– А меня не надо утешать, – сказала Инга, гордовыпрямившись. – Я в порядке. Я как-никак репортер, ко всему нужно бытьготовым, мало ли куда и к кому еще забросит…