Но ведь должна же быть справедливость и целесообразность?Нельзя же все сводить к великой шахматной партии двух сверхдержав, никакнельзя, существуют же на свете идеалы и благая цель.

Среди всего этого делового хаоса он вдруг с превеликимудивлением обнаружил свою собственную фотографию, прислоненную к твердойкартонной коробочке, в которой стояла бельгийская осколочная граната совставленным взрывателем. На снимке он был в советской форме, с орденскимипланками, с обеих сторон виднелись чьи-то плечи – слева советскийконтр-адмиральский погон, справа эль-бахлакский, тоже военно-морской и тожеадмиральский. Если присмотреться, ясно, что персону Мазура чуточку неровновырезали короткими ножницами из какой-то групповой фотографии, сделанной,никаких сомнений, на одном из официальных приемов, где дружески перемешалисьхозяева и гости. «Ну, ничего себе,– подумал он со смущенной гордостью. –Угодил на старости лет в предметы воздыхания арабской красавицы…»

Это было приятно, что греха таить, но и грозило нешуточнымисложностями. Он был слишком взрослый, серьезный и засекреченный, чтобы угодитьв предметы воздыхания…

За спиной у него тихонько звякнуло стекло. Лейла стояла вдверях и, не отводя от него глаз, медленно заливалась краской – увидела, что онразглядывает. Мазур моментально отвернулся и притворился, будто никакойфотографии не видел вовсе, но получилось, он сам чувствовал, насквозь фальшиво.Вскочил, взял у нее бутылку и бокалы, уместил на столе, с трудом отыскавсвободное местечко. Обернулся, да так и не успел ничего сказать, потому чтоЛейла бросилась ему на шею и стала целовать так самозабвенно, что он растерялсяи торчал, как столб, а она шептала, прижавшись:

– Сколько же можно тебе намекать… Глаз у тебя нет, что ли…Медведь славянский… Никто сюда не войдет, ну что ты стоишь…

Чуточку ошалев от этого напора, сущего вихря поцелуев ижалобного шепота – то ли смех сквозь слезы, то ли наоборот – Мазур осторожно ееобнял, а дальше уже было гораздо проще, гербовые пуговицы отутюженного френчарасстегивались легко, а железная солдатская койка, вопреки его опасениям,совершено не скрипела, и пламенная революционерка куда-то исчезла, осталасьнежная и покорная красавица, шептавшая на ухо певучие, незнакомые слова…

Вот и пришлось в кои-то веки побывать в роли джинна, подумалМазур в ленивой расслабленности. Джинн без кувшина Кирилл ибн-Степан,исполнивший не самые замысловатые желания восточной красавицы. Этакий узкоспециализированный джинн…

Они лежали на тесной солдатской койке, тесно прижавшись другк другу, иначе можно было ненароком свалиться, Лейла молчала, притихнув, иМазур не хотел ее беспокоить. Стыдно сказать, но в голове у него крутилисьмысли отнюдь не лирического свойства – наоборот, самые прагматичные. Он заранеепытался угадать, какие из всего происходящего родятся сложности. А в том, чтобез сложностей не обойтись, чутье подсказывало…

– Хорошо, что ты не араб, – сказала вдруг Лейла, нешевелясь.

– Это почему? – с любопытством спросил Мазур.

– Араб может быть революционером, реформатором, кем угодно,но в душе остается арабом. Будь на твоем месте кто-нибудь из моих земляков, я вего глазах была бы… Трудно даже объяснить. «Шлюха» – слишком мягко сказано, неисчерпывает всей сложности понятия… Сама навязалась, домой зазвала, на шеюкинулась… К проституткам отношение даже спокойнее – они, по крайней мере,занимаются этим за деньги, являют собой как бы необходимый элемент бытия… – онаприподнялась на локте и тревожно заглянула в глаза Мазуру – Ты, пожалуйста,постарайся на людях ничем не показать, что меж нами что-то…

– А охрана? – спросил Мазур. – Секретарь этоттвой?

Лейла грустно улыбнулась:

– Они ничего не заподозрят, надеюсь. У меня бывает оченьмного людей, частенько по весьма секретным делам, и разговоры затягиваютсянадолго. Я пока что не давала поводов для сплетен, и репутация у менянезапятнанная. Нужно же тебе было свалиться, как камень на голову… Ничего я немогла с собой поделать. Когда мы первый раз встретились, ты на меня посмотрелтак странно и загадочно, с таким желанием и грустью…

– Серьезно? – спросил Мазур чуточку ошарашено. Что-тоон за собой такого не помнил.

– Серьезно. У тебя в глазах не было обычного мужскогоцинизма – одно затаенное желание и грусть…

– А ты не приукрашиваешь?

– И не думаю, – решительно сказала Лейла. – Потомучто этим взглядом ты меня и зацепил. Прошло совсем немного времени, и я поняла,что влюбилась…

Мазур оцепенел от неловкости. С одной стороны, как и любомумужику на его месте, несказанно приятно было, что в него, изволите ли видеть,влюбилась такая девушка, с другой… Точно, не оберешься сложностей… Это даже недома, это гораздо хуже.

– Почему ты молчишь?

– Честное слово, не знаю, что сказать. И не припомню что-то,когда в меня в последний раз влюблялись. Не по себе как-то…

– Не бойся. Я не собираюсь тебе навязываться, не будетникаких дамских глупостей. Я все же не экзальтированная девчонка, милый. Я – революционныйминистр. И прекрасно понимаю, что никакого будущего у нас быть не может. Делодаже не в том, что ты женат. Мы оба – на посту, вот ведь какая штука…

– Умница, – со вздохом сказал Мазур. –Исключительно точно обрисовала. Правда, насчет меня чуточку преувеличила. Я-тоне на высоком посту, я обычный головорез, каких в любой приличной армии прудпруди. Это ты – на высоком посту..

– Я скоро с ума сойду и от этого поста, и от всегоостального, – призналась она насквозь уставшим, каким-то безнадежным голосом. –Честное слово. Может быть, ты мне объяснишь, почему все так неправильно! Вы жедавным-давно через все болезни становления прошли, построили социализм, тыдолжен знать…

– Что? – безнадежно спросил Мазур.

– Почему все так неправильно, – сказала Лейла. – Ясама ничего не понимаю. Не понимаю, что происходит с людьми. Когда-то у них небыло мечты яростней и светлее, чем покончить с султаном. Нас носили на руках, впервые недели переворота нельзя было появиться среди людей, на нас бросались,как паломники на святого шейха. А теперь они срывают плакаты, прячутмятежников, а то и стреляют в спину.. Те же самые люди.

– Тебя это удивляет? – фыркнул Мазур.

– А тебя – нет?

– Ты знаешь… – медленно сказал он. – Есть у людей такаяинтересная черта: им нужно все и сразу. Думается мне, от вас ждали рая земногов считанные недели. А вы им не построили рая.

– Но нельзя же вот так, в одночасье…

– А им хочется, – сказал Мазур. – Они-то считают,что вы обязаны им в сжатые сроки возвести рай на земле. Не дождались они этогоот вас – и начали ненавидеть.

Ее огромные черные глаза вспыхнули нешуточным гневом: