Мы опять помолчали.

– Не вздумайте нас обмануть. С нами едет профессор Громов – он и проведет экспертную оценку текста. Кроме того, пробную партию мы разбросаем в одном из городов, и если должный эффект не будет достигнут, вы будете ликвидированы.

Опять повисла пауза.

– Сейчас я распоряжусь, и вам принесут поесть. Желаете чего-нибудь специфического? Впрочем, нет, не отвечайте. Я читал, что медиумы вроде вас вполне могут особым образом попросить кофе, а я потом пойду и выброшусь из поезда.

– Можно мне кофе с молоком?

Он так на меня посмотрел!

– Я попрошу вас также не разговаривать с охраной. В противном случае нам придется ухудшить условия вашего проживания.

Офицер вышел, шваркнув дверью купе так, что взметнулись занавески.

Я взяла лист бумаги, обмакнула перо в чернила и написала: «Дорогой, любимый папенька! Я так перед вами виновата. Простите меня великодушно за мой проступок. Никогда больше в жизни я так не поступлю. Я очень сильно раскаиваюсь и многое бы отдала, чтобы вернуть время вспять». Я посмотрела в окно, словно искала там слова, которые могли бы стереть мою вину, но там был только лес. Огромный дремучий лес, похожий на море. Подумала и приписала: «Не поминайте лихом. Ваша дочь Зоя». Поставила дату – 20 марта 1919 года, перегнула лист вчетверо и написала сверху свой адрес в Рыбинске.

Что бы еще поделать? Сложила из бумаги четыре кораблика с трубами так, как меня научила тетенька Турова. Поставила их в ряд. И снова стала смотреть в окно. Отчего именно я попадаю во всякие передряги?

Принесли кофе с молоком и булки. За окном колыхалось лесное море. О том, что уже полдень, я поняла по тому, что мне вновь принесли что-то поесть. Время стало тягучим, как патока. Мыслей не было. Вернее, были. О том, что коготок увяз и теперь мне предстоит пропасть в безбрежной пучине, присоединиться к большинству. Я – пустоцвет. Теперь мне это очевидно. Это крутилось в моей голове, как заевшая пластинка. Еще я думала о профессоре Громове, чьи тексты уже сыграли в моей жизни роковую роль. И вновь он встал у меня на пути, этот злой гений. Какой он? Наверное, мелкий злобный старикашка в золотых очках.

Стало темнеть. Значит, уже вечер.

Кто-то вошел в купе и сел напротив меня. Я подняла глаза. Профессор Гандлевский! Кажется, я даже завизжала.

– Голубчик! Миленький! Ну, хоть вы-то будете со мной разговаривать! Как я рада вас видеть! Вы себе представить не можете!

Нет, все-таки есть в мире справедливость. И мне – везет. А Гандлевский просто какой-то ангел света, появляющийся в самых страшных для меня обстоятельствах.

– Понимаете, я не террористка, а они думают, что S. R. – это мой псевдоним, – начала я с самой важной информации. – Они хотели убить заложников, и потому я пришла сама, чтобы рассказать, как все получилось. А еще никто не хочет тут со мной разговаривать, потому что думают – я их заражу психическим вирусом через слова!

Открылась дверь, и денщик, поставив перед профессором стакан чая, сказал:

– Господин Громов, извините, сахара нет, только сахарин.

– Громов? Почему он назвал вас Громовым?

– Потому что это моя фамилия.

– А Гандлевский?

– Это псевдоним, под которым я представляюсь в поездах молодым девушкам.

– Вы шутите?

– Только отчасти. Так принято в научном мире. Есть фамилия для науки и есть для публицистики. Я преподаю литературу и живу в реальном мире как Гандлевский, а статьи и книги на рискованные темы подписываю как Громов. Омское правительство, где я сейчас служу помощником министра печати, – тоже небезопасное мероприятие, и потому здесь я известен как Громов.

– Так это вы написали книжку «Костры из незабудок»?

– Да. Это был своего рода эксперимент. Меня увлекала мысль уловить внутренние потоки и найти для них резонанс. Все девушки ищут неземной любви, бескорыстия и невиданной преданности – того, чего в реальной жизни практически нет. Это то течение, что стремительно тащит их по жизни иногда до могилы. Вступите в резонанс с этими иллюзиями и вы будете манипулировать девицами. Кстати, как вам книжка?

– Вы сломали мне жизнь, – хотела ответить я, но только помотала головой. Не в моей ситуации было кидать упреки. Вдруг меня осенило: – Вы знаете, почему я здесь?

Он кивнул.

Я взмолилась:

– Помогите мне написать эту чертову листовку.

– К сожалению, это невозможно.

– Почему?

– Видите ли, я очень много лет занимаюсь этой темой и пришел к некоторым выводам. Один из них заключается в том, что временами по земле проносятся тайные ураганы, более разрушительные, чем эпидемии чумы или оспы. Они орудуют в головах. Вдруг большинство населения начинает думать одинаково. И поделать с этим ничего нельзя – это как бурная река: течение вертит жизнью отдельного человека, как щепкой. Любое лыко будет в строку, если оно соответствует течению и, наоборот, самые верные и правильные слова, но сказанные поперек, не будут услышаны. Я это проверил экспериментально. Несколько лет в городах Пермской губернии мы распространяли листовки. Они были написаны очень по-разному: и интеллектуально, и безграмотно. Были и длинные, и короткие. Писал я и нелогичные глупости, но эффект был один – население бралось за вилы и поднималось против властей. Вывод такой: газ метан не важно чем поджигать – спичкой, огнивом или факелом, он все равно взорвется. Так же несущественна точка поднесения огня: в любом месте реакция одна и та же.

– Значит, S. R. – это вы?

– Нет. Это метка эксперимента – Serum Revoluсia, в переводе с латинского – сыворотка «революция».

– А почему вы промолчали, когда меня арестовали как S. R., и даже статью написали про то, что именно женщина могла это сделать, они более тонкие натуры?

– Попробую объяснить. Еще в поезде я обратил на вас внимание. Было видно, что нет у вас никакого жениха. Ну, не ведут так себя невесты. Следовательно, вы влипли в какую-то историю. Одну из многих, которые будут случаться в вашей жизни. Дело в том, что у вас тот редкий психотип, который я называю черноземом. Из вас может получиться кто угодно – революционерка, графиня, владычица морская, врач-офтальмолог, многодетная мать, торговка на рынке. Любые семена на этой почве пышно взойдут, и потому вопрос всего лишь в том, как востребует вас среда, а вы всегда будете ей соответствовать. Это первый момент. Второй – масса самоорганизуется. Это значит, что если власти решили найти S. R., то они и найдут. Неважно, кто это будет. С другой стороны, если не я, то кто-нибудь другой вполне мог писать эти листовки, например вы. Мы все – нечто одно и, как ни обидно это слышать, с точки зрения вечности взаимозаменяемы. Поэтому нет ничего такого в том, что вместо меня повесили бы вас. Хотя чисто по-человечески именно вас мне было очень жаль. Если помните, я постарался скрасить ваше пребывание в тюрьме и послал вам корзинку с провизией и бутылочку очень хорошего вина, мерло урожая 1912 года. Я подсказал следователю ход – выпустить вас из тюрьмы. Мне было интересно, что с вами будет дальше.