– Успокойтесь, найдем мы эти деньги. А вам-то сколько лет, извините за вопрос?

– Двадцать ше-е-е-есть.

– А как так получилось, что сыну – четырнадцать?

– Я окончила медучилище и работала в пионерском лагере медсестрой. А там жили ребята из детдома. А этот Вася, ему тогда восемь лет было, все за мной ходил, как хвостик. Возьми да возьми меня к себе жить. Ну, я и взяла. Усыновила. А чтобы как-то прожить, устроилась к вам, на завод, лаборантом. Медсестры-то совсем мало получают. Тут мне и общежитие дали – родители мои категорически против Васи были. А год назад он с ребятами на рыбалку собрался. Пошли по путям. И Вася под поезд попа-а-а-ал.

– А зовут-то вас как?

– Зоя-я-я.

– Смородина?

– Почему Смородина? – она как-то даже обиделась, – Печерникова.

Что-то острое и сильное вдруг полоснуло Андрея по горлу. То ли жалость. То ли что-то другое, из разряда неопознанного, что еще может пройти сквозь панцирь сурового, циничного, битого жизнью человека. Своей историей она попала ему прямо в солнечное сплетение: ведь он не всегда был таким. Когда-то он был ребенком и плакал над книжкой «Хижина дяди Тома». Мечтал о машине времени. Она нужна была затем, чтобы привести своей маме, ужасно голодавшей в войну, продуктов. «Я бы взял три палки колбасы «Докторской», – мечтал он, будучи первоклассником, – сыра, конфет обязательно шоколадных, материи в цветочек». Мама в войну была маленькой девочкой и больше всего мечтала о платье в цветочек. Когда же он стал таким, как сейчас? Что с ним случилось? Почему блокноты paperblanks стали для него заменителем смысла жизни – они важнее если не всего, то многого.

– Хорошо, – сказал он, – дайте мне номер своего мобильного телефона.

Она густо покраснела:

– А у меня его нету.

Как живут эти люди? Не на что, а именно как? О чем думают, на что надеются? Он не знал ничего о них. Они были для него всего лишь материалом, пешками, которые нужно переставлять, по возможности с эффективностью. И вдруг, оказалось, они живые. Андрей вспомнил рассказ из журнала «Вокруг света», который он читал в детстве. Люди приехали на другую планету и охотятся за энергетическими сгустками. Это бизнес, вроде охоты на морских котиков. Рассказ идет от лица одного из этих сгустков – высокоорганизованного интеллектуального существа. Он слышит, как охотники переговариваются, и один из них говорит: «Представляешь, ужас, если вдруг окажется, что они думают?»

– Ладно, я вас найду, – сказал Андрей, ему было не по себе. Пробоина в его панцире не страшила – он умел с этим справляться. Другое дело, что делать с собой. Стало погано – внутри бегали маленькие серые шарики, хотя все сложилось как нельзя более благополучно.

Завод был взят. Причем не куплен, не захвачен, а именно взят. Как взята бывает планка или вершина. По идее Андрей должен гордиться собой, но ощущения победы не было. Только усталость.

Аукцион выиграла компания Андрея. Подлая мышь пыталась представить дело так, что это она тут подсуетилась, признав заявку Сявы недействительной, – вымогала с Андрея деньги.

– Что вы такое говорите? – сказал мыши Андрей. – Как вы могли?! Все же должно быть по закону! Я не одобряю ваших действий!

И положил трубку.

Сява, насколько знал Андрей, тоже ей не заплатил – львиная часть суммы должна была быть выплачена после того, как они выиграют аукцион. А нет выигрыша – нет денег.

Желтый дым из трубы завода оказался практически безвреден. Желтый цвет дыму давали довольно дорогие присадки, связывающие вредные вещества. По распоряжению Андрея их не стали добавлять, и дым стал белым, но вредным. Общественность сразу успокоилась и выдвинула Андрея в «люди года».

Андрей провел внеочередное собрание акционеров и назначил себя легитимным директором. Вновь переоформил все бумаги: теперь уже придраться было абсолютно не к чему – завод был полностью в его власти.

Аудиторы и аналитик Андрея, обследовавшие завод, дали любопытное заключение: выяснилось, что предприятие давно на грани банкротства. Дедушка-директор поставлял все комплектующие через свои «дочки» втридорога, это душило завод, но дало возможность старичку выстроить себе четырехэтажную виллу в Испании.

– Вот гандон, – то и дело повторял Андрей, читая отчет о действиях предыдущего директора. Даже они, подонки и негодяи, не позволяли себе такого вредительства на захваченных предприятиях, какое позволял себе этот старый коммунист.

Это было на руку Андрею – можно было закрыть завод, свалив все на безграмотные действия и воровство предыдущей команды, продать землю риэлторам и выйти из проекта с огромной прибылью.

Но была и еще одна вводная: Андрею все больше и больше нравился завод. И дело было не в Зое Печерниковой, не в косульем взгляде людей, идущих на работу. С одной стороны, как огромный раненый зверь, завод лежал на боку, «косил глазом» и молил о помощи. С другой стороны, предприятие было намного сильнее Андрея, он это чувствовал. В нем была какая-то оккультная мощь, как в реке или в лесе. Иногда даже казалось, что это завод Андрея выбрал, а не наоборот. По крайней мере тот морок, что чувствовал Андрей все предыдущие месяцы, прошел без следа. «Вот что значит войти в свою реку», – однажды даже подумал он и сам застеснялся своих мыслей. Блин, кажется, он всю жизнь мечтал быть директором большого предприятия. Приходить к семи утра. Здороваться с уборщицами. Даже запах завода – смесь металлической стружки и масла – ему нравился.

Если же говорить рационально, то завод был грамотно и удобно устроен. К тому же, если отсечь «присоски» и отрегулировать экономику, то выходила неплохая рентабельность. Взрыватели занимали не более одного процента в продажах, остальная продукция была вполне конкурентоспособной и продаваемой.

В общем он решил поднять завод. Ну, а почему нет? Если не выйдет, землю можно всегда продать. Но Андрей знал – у него получится удержать срывающееся в штопор предприятие.

Если же вернуться к иррациональным вещам, то Андрей решил считать, что и Рашида, и Шуру Петрова, и Коновалова убила реальность. Она стреляет по всем, кто пытается ее изменить в худшую сторону. Кого-то просто калечит, кому-то мстит через детей, а кого-то даже и убивает, оттеснив к самому краю пропасти, из которой нет возврата. Как это происходит – неизвестно. Но это происходит. Есть какой-то неумолимый механизм отсева, Андрей не раз в этом убеждался. Он еще подумает об этом, как только поднимет завод и у него появится на это время.

В конце концов, какие-то вопросы не имеют ответа. А какие-то истории – не имеют конца.