Октябрьский встретил оперативника бешеным шепотом:

– Ты что делаешь, скотина?!

Тот вместо ответа сконфуженно протянул клочок бумаги.

Через плечо шефа Егор прочитал строчку, написаннуюхимическим карандашом: «Господа чекисты, предлагаю вступить в переговоры».

Кулак в черной перчатке с силой стукнул по стволу дуба.

– Мать его… – Октябрьский подавился ругательством – вспомнило ребенке.

Девочка выжидательно смотрела на него снизу вверх, шмыгаланосом.

– Тебя как зовут? – спросил старший майор, опускаясь накорточки.

– Люська.

– Ну какая же ты Люська, это плохих девочек так зовут, а тыЛюсенька. Правильно я говорю?

Немножко подумав, девчушка кивнула.

– О чем с тобой дядя говорил? Ну, который в избушке?

– Спросил: «У тебя котенок есть?» Я говорю: «Нету». Онговорит: «Жалко. Скажи маме, пускай купит. Котенки – они знаешь какие смешные».Потом говорит: «Там в кустах дяди в прятки играют. Отнеси им эту бумажку. Онитебе шоколадку дадут». Давай шоколадку.

Октябрьский выпрямился, посмотрел в сторону избушки.

– Дяденька, давай шоколадку, – дернула его за штанинудевочка.

– У кого-нибудь есть шоколадка? – спросил шеф, по-прежнемуглядя на детскую площадку.

Лялин и парень в кожанке покачали головами.

– У меня ириски есть, две, – сказал Егор.

– Ладно, – вздохнула девочка. – Давай ириски.

И побежала обратно к аэроплану – удержать ее Егор не успел.

Только теперь до него дошло, почему у шефа такое выражениелица. Мало того что Селенцов обнаружил слежку, так еще, сволочь фашистская,прикрылся детьми. Как его теперь возьмешь?

– Матюгальник мне! – крикнул старший майор, обернувшись. – Ипередать по цепочке: не стрелять, ни в коем случае. Откроет огонь – неотвечать!

Сзади, оказывается, тоже были сотрудники, много. Надополагать, из остальных машин подтянулись.

Начальнику принесли алюминиевый рупор.

Он сдернул кепку, смахнул с черепа капли пота. Лицо устаршего майора было бледное, решительное.

– Гражданки! Говорит администрация парка. Немедленно уводитедетей в сторону Пироговки, на территории замечена бешеная собака!

Едва договорив, Октябрьский опустился на одно колено, вынулиз-под пальто маузер и, опершись на другое колено локтем, навел длинный стволна окошко домика.

Правый глаз шефа был зажмурен, нижняя губа закушена добела.

Егор тоже рванул из кармана свой ТТ, но Лялин схватил его зарукав.

– Не надо. Октябрьский знаешь, как стреляет? Пусть этоттолько высунется.

– Его живьем нужно! Обязательно живьем! – шепнул Дорин вотчаянии.

С галдежом и визгом женщины подхватили детишек, десятьсекунд спустя на площадке не осталось ни души. В песочнице валялось забытоеведерко, под ноги к Егору подкатился красно-синий резиновый мяч.

Старший майор шумно выдохнул, поднялся. Маузер спряталобратно.

– Не стал по детям стрелять, – с облегчением сказал Егор. –Все-таки не совсем мерзавец.

– Совсем мерзавцы только в плохих романах бывают, –повеселевшим голосом произнес Октябрьский. – Дайте-ка матюгальник.

– Шеф, а зачем он девочке про котенка говорил? – спросилДорин, подавая рупор. – Думаю-думаю – никак не соображу.

– Мало ли. Может, у него дома дочка такая же, и у неекотенок. Эх, – с сомнением покачал головой старший майор. – Вряд ли живьемдастся. Но попробуем. – И громко крикнул в раструб. – Выходите с поднятымируками! Я гарантирую вам жизнь!

– Ага, сейчас! – приглушенно донеслось из домика. – Толькосуньтесь – разобью рацию и застрелюсь. Говорить буду только с главным начальником.Пусть подойдет.

– Договорились!

Октябрьский оглянулся назад, поискал кого-то взглядом.

– Эй, Клячкин! Пушка твоя знаменитая при тебе?

– Так точно, – ответил один из оперативников, делая шагвперед.

– Ну, покажи мастерство. Ты – главный начальник. Подходишьтихо, культурно. Еще издали начинай его забалтывать, неважно что. Чуть башкувысунет – бей. Только не промажь, точно в лоб.

– Когда я мазал, шеф? – обиженно сказал Клячкин.

Раз «шеф» – значит, свой, из спецгруппы, сделал вывод Егор.

Провожая взглядом Клячкина, который с начальственнойнеспешностью, солидно шел через площадку, Дорин спросил:

– Как это в лоб? Живьем же хотели.

– В пистолете резиновые пули. Новинка, – коротко объяснилшеф.

Когда Клячкину оставалось до избушки шагов двадцать, темноеокошко полыхнуло коротким, хищным пламенем. С дерева сорвалась напуганнаявыстрелом ворона.

Самого Селенцова младший лейтенант не углядел – тот стрелялиз-за стенки, не высовываясь. Однако не промахнулся.

Охнув, Клячкин согнулся пополам. Ткнулся головой в землю,перекатился на бок и задергал ногами.

– А-а! А-а-а! – кричал он, зажимая руками живот.

– Завыл, волчара? – крикнул из домика связной. – Под такуюмузыку и умирать веселей!

Из кустов выбежал кто-то в сером пальто, схватил раненогоподмышки, хотел утащить, но окошко снова озарилось вспышкой, и человекопрокинулся навзничь. Он не бился, не стонал – просто откинул руки и осталсялежать лицом кверху.

Тогда Клячкин поднялся на четвереньки, попробовал ползтисам.

Следующий выстрел уложил его наповал.

– Оставаться на местах! – грозно рявкнул старший майор врупор.

Снова выстрел – от дуба, за которым стоял Октябрьский,полетели щепки.

– Вот сажает, гад! – Шеф стряхнул с воротника труху. – Позвуку – «вальтер» П-38, девятимиллиметровый. Хорошая машинка.

В последующие десять минут «Селенцов» стрелял еще четырежды– очевидно, когда замечал в кустах какое-нибудь движение. Судя по крикам, какминимум дважды попал.