– Почему ты мне не рассказала? Я этого не понимаю.

Сэм поежилась.

– Потому что потом люди начинают относиться ко мне по-другому.

– Зандер пережил то же самое. Ты замечала, чтобы я относился к нему и Нэду по-разному?

– Нет. Хотя ты все же стараешься больше его оберегать.

– Это естественно. – Ник прищурился. – Это Зандер тебе сказал?

– Я не могу ответить.

Внезапно Ник вспомнил, как сестра говорила, что отношение сына к раку изменилось после разговора с Сэм.

– Зандер знал о твоей болезни?

Она кивнула:

– Я взяла с него слово никому не говорить.

Ник нахмурился.

– Не понимаю. Почему ты сказала ему, а не мне?

– Я хотела, чтобы он понял, что этот диагноз не означает, что он теперь калека без будущего. Что он лишь временно не сможет играть с друзьями в футбол, а необходимость больше сидеть может помочь ему открыть для себя много нового и увлекательного.

– Мэнди говорит, что он на многое стал смотреть по-другому. Теперь мне ясно, что за это надо благодарить тебя. Наверное, ты права – ему надо было услышать эти слова от кого-то, кто сам победил болезнь. И все же я не понимаю, почему ты решила, что мое отношение к тебе изменится?

– Ник, я понимаю, ты не похож на других мужчин, с которыми я общалась. Они рано или поздно просто бросали меня и уходили, потому что от одного слова «рак» они покрывались холодным потом. – Она перевела дыхание. Об этом совсем не просто говорить, но теперь она обязана быть до конца откровенной. – Только Брин был другой. Вернее, я так решила. Он единственный сделал мне предложение.

Она замолчала, и Ник не произнес ни слова. Разумеется, он тоже знаком с этим фокусом с паузой.

– Два года назад я обнаружила шишку на груди. Многие женщины в моем возрасте решили бы, что это киста, но у человека, перенесшего остеосаркому, другое отношение. Несмотря на несколько сеансов химиотерапии, никто не мог дать гарантию, что в организме не осталось ни одной раковой клетки, а это значит, что у меня в любую минуту может появиться опухоль в любой части тела. Ты должен меня понять, Ник.

– Но ты ведь регулярно проходишь обследование, верно?

Сэм кивнула:

– Теперь раз в год. Утром я сдаю анализы, а днем, если все в порядке, мы с сестрой Дженни идем в кафе и отмечаем это шампанским. А раз в два года в этот же день после мы отправляемся в салон и стрижемся, чтобы отдать волосы.

Ник понимал, что задаст неуместный вопрос, но не мог не спросить:

– А та опухоль? Это тоже был рак?

– Нет, оказалось, это киста. Доктор сделал необходимые обследования и сразу сказал, что опухоль доброкачественная. Сейчас я уже и забыла обо всем.

– Очень хорошо, правда?

Сэм сглотнула ком.

– Из-за этого Брин расторг нашу помолвку. Он не хотел стать подонком, бросившим женщину, у которой рак.

Ник вскинул брови.

– А бросить женщину, у которой нет рака, он мог?

Она кивнула:

– Сказал, что не сможет жить с постоянным страхом, что это рано или поздно случится.

Ник тихо выругался, и она вздрогнула.

– Это правда. – Он пожал плечами. – Этот мужчина был недостоин тебя, тебе повезло избавиться от такого подонка.

– Зандер назвал меня трусихой.

– Когда?

– На ланче в честь выхода календаря. Он прав. Я сделала тебе больно, прости меня.

– Ты не трусиха. А Зандер, он…

– Защищал тебя. Потому что любит, и он знал, что мы расстались.

Ник нахмурился.

– Видимо, так и было. И все же я никак не могу понять, почему ты решила, что я поступлю так же, как твой Брин? Ты же знаешь, как я отношусь к бывшему мужу Мэнди, который бросил их, когда Зандеру поставили диагноз. Я никогда не предам того, кого люблю.

– Я знаю, но я… боялась. Прости. Я понимаю, ты не такой, но… у меня есть привычка отталкивать людей, когда мне становится страшно. Мои родные и друзья постоянно недовольны моим стремлением к независимости. Клэр – та, которая сшила мне платье, – твердит, что между независимостью и упрямством очень тонкая грань.

– В какой-то степени она права.

Сэм поджала губы.

– Да, но… – она вздохнула, – все мужчины, с которыми я встречалась, либо уходили, либо пытались опекать меня сверх меры, оттого я лишь становилась все более упрямой и хотела большей независимости. Прости.

– Не ты одна виновата. Мне надо было проявить настойчивость и заставить тебя признаться, а не принимать молчание как ответ. Я позволил себе уйти, решив, что вновь совершаю ту же ошибку. Подумал, что испытываю к тебе более сильное и глубокое чувство, чем ты ко мне.

Сэм нахмурилась.

– Но я ведь нарушила ради тебя правило трех свиданий. Это ни о чем тебе не сказало?

– А что это за правило? – Ник выглядел пораженным.

– Я никогда не встречаюсь с мужчиной больше трех раз. Тогда у меня есть возможность ничего не рассказывать о своем прошлом. Я могу сделать вид, что я нормальная женщина. Настоящая.

Ник смотрел на нее так, будто у нее выросла вторая голова.

– С чего ты взяла, что ты не настоящая женщина? Мне ты кажешься вполне реальной.

– Я не об этом. Ник, все очень сложно.

– Я привык разбираться в суде со сложными ситуациями. Давай попробуем.

– Ты представляешь, насколько мне тяжело об этом говорить?

– Не вполне, поскольку у меня не было рака. Но в определенной степени я тебя понимаю, учитывая мой неудачный брак. Я тебе рассказывал.

– Да, твоя жена ушла, потому что ты слишком много времени уделял работе.

Ник поморщился.

– Это уже адаптированная версия.

– А в чем же состоит правда?

– Я расскажу, но взамен требую полной откровенности. Полной.

Сэм глубоко вдохнула.

– Полной. Хорошо. – Она поджала губы. – И все же я трусиха… поэтому ты первый.

Ник положил руку ей на ладонь и пожал.

– Ты прошла через ад, это под силу совсем не многим, и ты улыбаешься, живешь полной жизнью. Ты очень мужественный человек, Сэмми. Но я согласен. Начнем с меня. Я был уверен, что Наоми довольна тем, как мы живем. Я много работал, впрочем, и она тоже. У нас был хороший дом, достойный уровень жизни, мы ездили отдыхать… Я знал, какую ошибку совершил отец. Он погрузился в работу, позволив маме фактически одной воспитывать детей и заниматься своей карьерой. Я все чаще задумывался над этим. Однажды вечером я раньше вернулся домой. Хотел пригласить Наоми на ужин и сказать, что буду меньше уделять времени работе и больше ей. Может, нам даже стоило задуматься о ребенке.