И вместо этого все деньги достались дочери! Девчонка сталабогатой наследницей. Она завладеет всем. Томазина, вероятно, ненавидела мачехуи, скорее всего, не давала себе труда это скрывать. С присущей юностибеззаботной жестокостью. А если... если вдруг? Можно ли себе представить, чтоэта вульгарная блондинка, сыплющая избитыми истинами, способна отыскать пути к«Белому коню» и обречь ни в чем не повинную Томми на смерть?

Нет, я не мог в это поверить.

Однако надо выполнить свою задачу, и я довольно бесцеремонноперебил разговорчивую собеседницу:

– А знаете, я ведь как-то раз видел вашу дочь, вернее,падчерицу.

Она взглянула на меня удивленно, но без особого интереса:

– Томазину? Что вы говорите?

– Да, в Челси.

– Ах, в Челси. Конечно, где же еще... – Она вздохнула. –Нынешние девушки! Так с ними трудно. Отец очень расстраивался. Меня она ни вгрош не ставила. Мачеха, сами понимаете... И я была не в силах что-либоизменить. – Она снова вздохнула. – Понимаете, она была совсем взрослая, когдамы с ее отцом поженились. – Миссис Такертон горестно покачала головой.

– Да, обычно это нелегко.

– Я со многим мирилась, старалась как могла, но никакоготолку. Конечно, Том запрещал ей грубить мне в открытую, но она все равноумудрялась мне насолить. Житья от нее не было. Вообще-то мне стало легче, когдаона ушла из дома, поселилась отдельно. Но, конечно, Том сильно переживал. Да инеудивительно. Тем более что она связалась с очень неподходящей компанией.

– Я это понял.

– Бедняжка Томазина, – продолжала миссис Такертон, поправляяволосы. – Вы ведь, наверное, еще не знаете. Она умерла около месяца назад.Энцефалит. Эта болезнь случается у молодых, как говорят врачи. Так внезапно,так ужасно.

– Я знаю, что она умерла. – Я поднялся. – Благодарю вас,миссис Такертон, за то, что вы показали мне дом.

Мы обменялись рукопожатиями.

Уже на выходе я обернулся.

– Кстати, – сказал я, – вам, по-моему, известна вилла «Белыйконь», не правда ли?

Насчет реакции сомнений быть не могло. В светлых глазахотразился беспредельный ужас. Лицо под густым слоем косметики побелело,исказилось от страха.

– «Белый конь»? Какой «Белый конь»? Я не знаю ни про какуютакую виллу. – Голос прозвучал визгливо и резко.

Я позволил себе легкое удивление:

– О, извините. В Мач-Диппинг есть занятная стариннаятаверна. Ее очень интересно перестроили. Я там побывал как-то на днях. И вразговоре упомянули ваше имя – хотя, быть может, речь шла о вашей падчерице,она там была, что ли... или о какой-нибудь однофамилице. – Я выдержал эффектнуюпаузу. – У этой таверны особенная репутация.

Я получил истинное удовольствие от своей финальной ремарки.В одном из зеркал на стене отразилось лицо миссис Такертон. Она испугалась, испугаласьдо смерти, и я мог легко вообразить, каким станет с годами это лицо. Зрелищебыло не из самых приятных.

– Ну, теперь сомневаться не приходится, – заключилаДжинджер.

– А мы и раньше не сомневались.

– Да, но сейчас все подтвердилось полностью.

Я помолчал минуту или две. Представил себе, как миссисТакертон едет в Бирмингем. Встречается с мистером Брэдли. Ее волнение – егоуспокаивающий тон. Он убедительно втолковывает ей, что нет никакого риска (автолковать ей это было делом нелегким – миссис Такертон не из тех, кто охотноидет на риск). Я представил себе, как она уезжает, ничем себя не связав, снамерением все хорошенько обдумать.

Возможно, она поехала навестить падчерицу. Или же Томазинаприехала домой на воскресенье. Они, вероятно, поговорили, девушка намекнула напредстоящее замужество. А мачеха все время мечтает о ДЕНЬГАХ – не о жалкихгрошах, о подачке, а о деньгах огромных, целой куче денег, с которыми все насвете тебе доступно! И подумать только, такое богатство достанется этойневоспитанной распустехе, шатающейся по барам Челси в джинсах и бесформенномсвитере со своими непутевыми дружками. Почему это ей, девчонке, от которойнельзя ждать никакого толку, перейдет в руки огромное наследство?

И снова поездка в Бирмингем. Больше осторожности, но ибольше уверенности. Наконец обсуждаются условия. Я невольно улыбнулся. Тутмистеру Брэдли много не урвать. Эта дама умеет торговаться. Но вот об условияхдоговорились, подписали какую-то бумажку... и что же дальше? Здесь воображениемне отказало. Дальнейшее представить себе было невозможно. Я очнулся от своихмыслей и заметил, что Джинджер наблюдает за мной.

– Пытаетесь вообразить, как делаются эти дела?

– Откуда вы знаете?

– Мне постепенно становится ясным ваш образ мыслей. Вы ведьстарались нарисовать себе эту картину – как она ездила в Бирмингем и что былодальше.

– Верно. Вы прервали ход моих размышлений. Она заключает вБирмингеме сделку. А дальше?

Мы молча посмотрели друг на друга.

– Рано или поздно, – сказала Джинджер, – кто-то долженвыяснить, что же все-таки происходит в «Белом коне».

– Как?

– Не знаю. Это непросто. Никто из тех, кому пришлось тампобывать и кто обращался к ним за услугами, никогда не проронит об этом ни слова.Но, кроме них, никто ничего не знает... Что же придумать?

– Обратиться в полицию? – предложил я.

– Безусловно. У нас теперь есть кое-какие данные. Ихдостаточно, чтобы возбудить дело, как вы думаете?

Я в сомнении покачал головой:

– Не знаю. Доказательство намерений. Вздор насчетподсознательного стремления к смерти. Может, и не вздор, – предупредил я еевозражение, – но как это будет выглядеть в суде? Мы ведь не имеемпредставления, что в действительности происходит на этой вилле.

– Значит, нужно выяснить. Но как?

– Нужно все услышать и увидеть своими глазами. Но у них ведьсарай какой-то, а не комната – и спрятаться негде, а именно там, по-моему, всеи совершается.

Джинджер энергично тряхнула головой, словно взявший следтерьер, и заявила решительно:

– Есть только один путь. Нужно стать настоящим клиентом.

– Настоящим клиентом? – Я поглядел на нее в недоумении.