но на этот раз повышение до букашки его не на шутку осчастливило.

– Но что ты собираешься делать дальше?

Улыбка на губах Харуто застыла.

– Что? В смысле – дальше?

– Я, конечно, буду только рад, если ты останешься ассистировать, но ты же не захочешь всю жизнь так работать?

– Всю жизнь…

– Таканаси в феврале проводит с друзьями собственную выставку, а у Макото все больше заказов на пейзажные съемки. Они развиваются. Не думаю, что в должности моего ассистента ты когда-нибудь по-настоящему встанешь на ноги.

Не поспоришь. Пусть Харуто привык к работе, но о будущем он не думал. Коллеги даже в бешеном графике находили время на свои съемки.

«А я нет. Я из нас троих самый слабый фотограф и не делаю ничего, чтобы сократить эту разницу».

– Вообще, в каком направлении хочешь снимать?

Харуто не мог ответить на этот вопрос.

«А правда – в каком?»

Молодой человек всю ночь ворочался и не мог уснуть.

Он вернулся к фотографии, чтобы заслужить Мисаки. Но не задумывался, что дальше. Его работоспособность поддерживала очень расплывчатая идея о «достоинстве». Неудивительно, что девушка не согласилась за него выйти.

А теперь, когда они расстались, Харуто потерял даже эту неопределенную цель.

«Кем же я, получается, хочу стать? Что фотографировать?»

Сколько ни думал, ответа не находил.

Харуто твердо решил, что теперь по выходным будет выезжать с фотоаппаратом.

«Не знаю, что я хочу снимать. Но выходные – не повод валяться дома без дела. Таканаси и Макото посвящают выходные собственному творчеству. И я буду тоже…»

Он отправился в город, как будто кто-то подтолкнул его в спину.

Харуто попросил Саваи, чтобы тот оценил его работы. Молодой человек и сам понимал, что не дорос пока до таких наглых просьб. Но непременно хотел получить оценку от заматерелого профессионала.

Начальник разложил снимки по столу и принялся внимательно изучать. Никто так не разглядывал работы Харуто с тех самых пор, как он приносил портфолио на собеседования. От волнения у молодого человека задрожали коленки.

– Это просто бумажки.

– То есть?

– Бумажки с пейзажами. – Саваи пригубил кофе из кружки и, не вставая, покосился на стоящего рядом подчиненного. – Вообще, не понятно, что ты хотел сказать зрителю. Никого не удивишь тучами над городом. В твоих снимках я чувствую только одну мысль: «Я не знаю, что делаю».

Начальник очаровательно улыбнулся, и Харуто не знал, что ему ответить.

– Знаешь, как говорил Брессон? «Когда фотограф наводит видоискатель, линия прицела проходит через голову, глаз и сердце. Это способ жить».

Анри Картье-Брессон – это французский фотограф XX века.

– Конечно, для фотографии очень важны талант и техника. Но еще снимки – зеркало фотографа и его моделей. Я считаю, что самое важное – душа снимающего.

– Душа?

– Что ты чувствовал, чего хотел, когда щелкал затвором… В этот момент в фотографию вдыхается жизнь.

– Чего хотел…

– Какое желание стоит за твоей фотографией?

Слова Саваи упали на дно души тяжелым якорем.

Ночью, когда все разошлись, Харуто поставил свои фотографии рядом со снимками начальника и попробовал понять, чем они отличаются. Возможно, не имело особого смысла сопоставлять пейзажи с рекламной фотосъемкой. И все-таки в работах Саваи чувствовалась невыразимая словами индивидуальность. Как будто в них и впрямь вдохнули душу. Рука, которая снимала эти кадры, вложила в изображение энергию и посыл.

А вот фотографии Харуто, с другой стороны… Молодой человек направил одну из карточек против света, рассматривая.

– Чего я хотел…

Когда делал этот снимок – ничего. И даже не обращался к зрителю.

«Чего же мне желать, когда фотографирую?»

– Ого, как ты рано! – заметила Макото, и Харуто проснулся. Сквозь жалюзи пробивались утренние лучи. Молодой человек только сейчас понял, что спал.

– Доброе утро.

– Ты что, прямо тут ночевал? Неужели оставалось столько работы?

– Нет, просто уснул…

– Ну ты чего! – рассмеялась Макото, снимая шаль. – Расстроился, что тебя Саваи разнес?

– А?..

– Мы вчера после работы зашли поужинать.

Видимо, начальник все рассказал…

– Знаешь, он тебя немного похвалил.

Сон как ветром сдуло.

– За что?!

– Хотя бы за то, что набрался смелости показать работы. До этого ты только молча выполнял поручения, так что уже какой-никакой прогресс.

– Правда, они никуда не годятся…

– Ах да! Асакура, найдется время на выходных?

– Найдется…

– Тогда поехали фотографировать, – предложила Макото и тепло улыбнулась.

Наступили выходные. На экспрессе до горы Такао по линии Кэйо так рано утром пассажиров почти не было.

Харуто потирал сонные глаза и бессмысленно глядел через окошко в осеннее небо.

Часы показывали без десяти восемь. По любым меркам – слишком рано. Молодой человек зевнул.

«Станция Такао. Такао. Конечная. Выход с правой стороны на первую платформу».

Лишь только горе-путешественник вышел из поезда, его захлестнул холодный ветер, какого в Токио в это время года не видывали. Парень быстро застегнул джинсовую жилетку и поежился. Почему Макото решила встретиться прямо на месте? И почему Такао? Харуто, пока проходил через турникеты, задавал себе много вопросов, но все они отпали, как только он увидел горные очертания на противоположном берегу реки.

Багряная и желтая листва, перемешиваясь, сияла под чистым небом. Пейзаж, купающийся в свежих солнечных лучах, словно сошел с расписного фаянсового кувшина.

Рука сама собой потянулась за фотоаппаратом в рюкзаке, и Харуто сразу же сделал несколько кадров.

Минут через пять после того, как минуло назначенное время, молодой человек услышал знакомый голос:

– Асакура!

Харуто обернулся.

– Вы чего так оделись? – От удивления у него аж челюсть отвисла.

Наряд Макото будто воплощал собой «модно-походный стиль». Синяя, как чернила в ручке, монтбелльская[29] куртка, походный рюкзак и даже панамка. Словно она всерьез собралась в горы.

– А как еще? Мы полезем наверх! – С этими словами она горделиво указала на свою экипировку.

– Прямо наверх?

– Ну всё, пошли! – воскликнула девушка, утягивая Харуто за рукав.

В первую очередь они сели на автобус. Дома редели, все чаще на глаза попадались поля и пустыри. Харуто охватывало беспокойство.

«Куда она меня тащит? Мы разве не собирались пройтись какой-то тропой и пофотографировать осенние листья? Что значит – полезем наверх?..»

Он покосился на Макото. Та, что-то мурлыча себе под нос, влюбленно смотрела на дальние склоны.

Сердце окончательно упало.

Автобус высадил всех на остановке «Плато Дзимба», и путники направились в сторону перевала Вада. Вскоре дорогу сменила немощеная дикая тропа.

– Извините, а мы разве не поднимемся по канатной дороге?

– Нет, она на маршруте «Омотэсандо». А мы на маршруте «Дзимба».

– Надо же. А на какое время он рассчитан?

– Часов на шесть…

– Шесть часов?! – Харуто чуть