корки. Однако внимание Рода привлекли необычные следы. Они показались ему очень маленькими, словно принадлежали женщине. Род принялся всматриваться еще тщательнее и около кострища заметил нечто, от чего сердце юноши вдруг забилось сильнее. В снегу виднелись опечатки мокасин, у которых были отчетливо заметны каблучки! Эти следы были хорошо знакомы Роду. Он на всю жизнь запомнил захватывающую погоню в лесу около Вабинош-Хауса, когда спешил по этим самым следам, чтобы спасти Миннетаки из лап разбойников. Никто, кроме Миннетаки, не носил мокасины с каблуками. Какое странное совпадение! Неужели здесь побывала сестра его друга? Не ее ли это следы? «Невозможно!» – подсказывал ему здравый смысл. И все же его кровь побежала быстрее, когда он снял рукавицу и кончиками пальцев прикоснулся к следу. В любом случае этот отпечаток в снегу напомнил ему о Миннетаки. Род невольно задумался, кто была девушка, оставившая этот след, и была ли она так же прекрасна, как маленькая индианка.

Род снова двинулся по санной тропе, ускоряя шаг. Десять минут спустя он вышел на место, где следы трех человек в снегоступах встретились с еще десятком следов, ведущих с севера. Дальше две группы объединились и двинулись вместе в сторону фактории.

– Друзья из Кеногами-Хауса вышли встретить тех троих, – пробормотал Род.

Он повернул обратно к лагерю, представляя себе эту встречу в глуши: сердечные объятия супругов, радость милой девочки, встретившей родителей. Он представлял, как она целует отца, а может, брата. Ведь если у той девочки были такие же следы, как у Миннетаки, она просто не могла не быть милой!

Вернувшись в лагерь, Род встретил Ваби, который вернулся раньше его. Юный индеец подстрелил маленькую лань, и путешественники устроили себе роскошный пир. Неудачную охоту Род вполне искупил рассказом о следах на дороге. Разговоров и догадок, кто бы это мог быть, охотникам хватило до самого вечера: после долгих месяцев полной изоляции в глухомани волновала сама мысль, что рядом недавно побывали другие люди. Кое-что Род, однако, скрыл. Он не сказал о том, что маленькие отпечатки мокасин показались ему в точности как у Миннетаки, поскольку отлично знал: одно лишь восторженное упоминание ее имени даст Ваби повод для бесконечных подтруниваний над ним. Поэтому он лишь кратко сообщил другу, что один из следов был того же размера, что и следы его сестры.

Целые сутки охотники провели в лагере, отъедаясь, отсыпаясь и ухаживая за раненым Мукоки, но следующим утром на рассвете они уже готовились выступать. Теперь они свернули на запад, оставив земли разбойников-вунгов далеко позади.

Обсуждая на ходу минувшие приключения, Ваби вдруг вспомнил про голову лося, спрятанную им в «индейском леднике». Бросать ее было обидно. Какое-то время он даже обдумывал, не сделать ли крюк и не пойти ли домой по более опасной, северной тропе, чтобы все же выкопать драгоценные рога. Однако Мукоки покачал головой и сказал:

– Вунга хорошо сражаться. Зачем опять лезть в волчий капкан?

Так что охотники неохотно отказались от мысли забрать лосиную голову в факторию и продолжили путь.

Незадолго до полудня следующего дня с высокого холма они увидели, как перед ними раскинулось озеро Нипигон. Сам Колумб, впервые ступивший на только что открытые им неизведанные земли, не был так счастлив, как Родерик Дрю. Вне себя от восторга, он подпрыгнул на обледенелом снегу, исполнив на снегоступах какой-то невероятный пируэт. Уже совсем близко, подумал он, в какой-то сотне миль – Вабинош-Хаус и Миннетаки! Радостные видения будущего стояли перед его внутренним взором, когда они шагали по заснеженному льду озера. Еще каких-то три недели – и он вернется домой, к матушке! И Ваби поедет с ним! Роду казалось, что его наполняет бесконечная сила. Он смеялся, насвистывал и даже пытался напевать. Интересно, будет ли Миннетаки рада его видеть? Нет, ясно, что рада, но насколько?

Два дня ушло на то, чтобы частью обойти, частью пересечь озеро. Затем они снова повернули на север. На второй день к вечеру, когда холодное багровое солнце прощальными лучами озаряло просторы Севера, охотники взошли на поросший лесом хребет и с его вершины увидели Вабинош-Хаус. Они стояли, глядя, как пылающий солнечный диск спускается за леса и горы, – и вдруг до них долетел чистый и на удивление громкий звук военного горна.

Ваби замер от изумления. Когда последние отзвуки сигнальной трубы затихли вдалеке, вместо уже готового вырваться радостного восклицания он пробормотал:

– Это что еще такое?

– Горн, – ответил Род.

Едва он выговорил эти слова, как вдалеке глухо ударила большая пушка.

– Если я не ошибаюсь, – добавил Род, – это вечерний салют. Но разве у вас в фактории были солдаты?

– Нет, – отозвался юный индеец. – Какого черта все это значит?!

Он поспешно направился вниз по склону, остальные последовали за ним. Пятнадцать минут спустя они уже приближались к воротам Вабинош-Хауса. Как же здесь все изменилось с тех пор, как охотники два месяца назад покинули факторию! На открытом пространстве перед воротами были возведены укрепления из толстых бревен, и повсюду бродили солдаты в форме его величества короля Англии. При виде их приветственные возгласы замерли на устах охотников. Они устремились прямо к жилищу главы фактории. Ваби сразу бросился внутрь на поиски отца и матери, а Род развернулся и побежал в магазин фактории, где чаще всего проводила время Миннетаки. Но на этот раз ее там не было. Тогда Род вернулся к дому фактора и увидел Ваби с матерью-принцессой, стоящих на крыльце.

Лицо Ваби пылало, его глаза сверкали.

– Род, ты не поверишь! – воскликнул он, когда его мать удалилась проследить за приготовлением ужина. – Правительство объявило вунгам войну и прислало регулярные войска, чтобы с ними покончить! С тех пор как мы ушли, от вунгов здесь не было никакого спасения: грабежи и убийства почти каждый день. Военная операция начнется завтра!

Его дыхание сбивалось от волнения.

– Ты ведь останешься? Мы пойдем воевать вместе? – почти умоляюще спросил он.

– Не могу, – отозвался Род. – Прости, Ваби, я не могу, мне надо ехать домой. Ты сам знаешь. А ты собирался ехать со мной. Королевские войска расправятся с вунгами и без нас. Поехали со мной в Детройт, и попроси свою мать отпустить с нами Миннетаки.

– Не в этот раз, – ответил юный индеец, взяв Рода за руку. – Сейчас я не смогу с тобой поехать. И Миннетаки не сможет, потому что ее здесь нет. Здесь несколько раз творилось такое, что отец принял решение отослать ее из Вабинош-Хауса в безопасное место. Он и матушку хотел отослать, да она отказалась.

– Отослал Миннетаки? – севшим голосом повторил Род.

– Да. Четыре дня назад она ушла в Кеногами-Хаус в сопровождении индианки и трех охранников. Наверняка ты встретил именно их следы.

– Так, значит, тот маленький след…

– …был ее, – рассмеялся Ваби, крепко обнимая друга за плечи. – Ты останешься, Род?

– Не могу, – вздохнул тот.

Род отправился в свою прежнюю комнату и до самого ужина сидел там в одиночестве, предаваясь унынию. Одно огромное разочарование за другим! Ваби не поедет с ним в Детройт, а он не увидит Миннетаки! Девочка оставила для него письмо у матери, и теперь Род перечитывал его снова и снова. Она была уверена, что вернется в Вабинош-Хаус раньше охотников, но на случай, если они все же опередят ее, просила Рода непременно приехать еще раз и непременно привезти маму с собой.

За ужином принцесса-мать несколько раз повторила юному охотнику приглашение Миннетаки. Она прочитала ему отрывки из писем, которые получала от миссис Дрю этой зимой. Род с восторгом услышал, что его матушка не только в добром здравии, но и пообещала навестить Вабинош-Хаус грядущим летом. Ваби при этом известии нарушил этикет, издав за столом ликующий боевой клич, и Род вновь почувствовал, что счастлив, как прежде.

Вечером они отнесли добытую пушнину в магазин фактории. Там ее оценили и купили. Доля Рода, включая самородки, составила почти семьсот долларов. Следующим утром в сторону цивилизованных