пор его окутывал при первой же возможности, а мелкое исцеление давалось муторно — сложно всего лишь вылечить головную боль, а не омолодить на десять лет. Хуже, чем вышивать мельчайшим бисером — сосредотачиваешься, хмуришься и всё равно нет-нет да придашь лишних сил людям, которые своих беречь не собираются. Пока он проходил по залу, от него требовали: предсказать будущее, подарить удачу в картах, подарить состояние («не можешь золото?»), наколдовать смешливую девушку прямо сюда. Стол был закапан воском, жиром, соком, заляпан вином, и настойками, и джином. У короля бывали тематические дни: сегодня джин и скрипка, завтра ром и виолончель. Что он слышал, покачиваясь, с покрасневшим лицом и неестественно блестящими глазами, Шандор сказать не мог. Он вошёл в комнату, усталый, раздражённый, ночь не спал, и увидел, что на его кровати лежит девушка, ест персик и листает книгу, капая соком. Книга была его любимая, «Особенности поведения вольного народа» — кому как кланяться, кого подкупать, кому что дарить, что там считается поводом для драки, что для смертной вражды, что — для любви. И там были отличные картинки — с ягодами, листочками, белками с пышными хвостами.

У девушки были короткие рыжие волосы, стройные ноги в тяжёлых ботинках и такое удивлённо-беззаботное выражение лица, как будто это Шандор явился к ней в комнату и застыл на пороге. Она валялась на его кровати, облизывала липкие от сока пальцы, и листала ими страницы, и болтала ногами в воздухе. На одном из ботинок развязался шнурок и бил её по лодыжке. Она, казалось, не заметила, что Шандор вошёл, и тогда он откашлялся — неловко беспокоить, и спросил почти шёпотом, чтобы не напугать:

— Эй, ты кто?

Она отложила персик на его покрывало и повернулась:

— Ты правда это прочёл? Целиком?

— Конечно. — Он сел с ней рядом, на пол. — Не могла бы ты отойти? Это моя кровать, и я хочу спать.

Она прыснула. Шандор почти не открывал тяжёлых штор — с непривычки боялся простора, но рядом с этой девушкой казалось, будто он распахнул окно и шторы полощет ветер.

— Я Шандор, — сказал он, — а тебя как?..

— Марика. — Она наконец села, спустив ноги с кровати, плюхнула книгу на колени. — Не притворяйся, пожалуйста, что не знаешь, кто я.

Всё-таки люди во дворце вели себя странно. Шандор потёр лоб: трудно сформулировать, когда недавно отдавал кровь и потом уворачивался от попыток затащить тебя на пир.

— Я знаю только то, что ты валяешься на моей постели, не сняла ботинок и закапала соком мою книгу. Я даже не уверен, что мне всё это не кажется. Так что, извини, если из нас двоих кто-то и притворяется, то скорее ты.

— О господи, — сказала Марика, — вот недалёкий. Его величество же меня тебе подарил, чего тут не знать?

Так вот почему король так охотно его отпустил. Уже зная, что ответ ему не понравится, Шандор сказал:

— Подарил, извини, в каком смысле?

— Ну, чтобы мы вместе росли. Ты мной владел бы. А потом, когда решишься и когда я созрею, ты бы со мной познал все радости любви. — Она подумала, сморщила нос: — Не знаю, по-моему, как-то слишком замороченно.

— То есть «созреешь»?

Марика оглядела себя.

— Ну, мне говорят, я и так нормальная, но грудь ещё должна бы вырасти. Ты правда совсем ничего не умеешь?

— А ты — да?

— Хочешь покажу?

— Э нет, не нужно. — И почему он не соврал про воздержание, подумаешь, где охота, там и… — Откуда ты вообще взялась? У тебя есть дом?

Она взглянула как на идиота:

— Ну конечно. У нас у всех есть дом.

— А где?

— В восточном крыле.

— А у всех — это…

— Ну, нас таких много. Господин Арчибальд нас учит управляться с силами и с желаниями. Но я отличные результаты выдала на неделе, и вот поэтому мне достался персик, — она повертела его в руке, ещё раз откусила. — Прости. Я не подумала про книгу. Я думала, они просто так лежат. У нас никто не читает, если не заставят.

Господи боже, то есть Шандор не один. И она говорила — дом.

— Тебе там нравится?

— Кому не нравится служить благому делу?

Шандор сощурился — но нет, она не шутила. Ёрзала на его кровати, не имела ничего против того, чтобы быть собственностью и подарком, и сок собрался в капли у неё на подбородке.

— А между прочим, у меня красная повязка.

— Что это значит?

— У других — жёлтая или оранжевая чаще всего. Это значит, что моя кровь полезнее всех и что я лучше управляюсь с магией и ясней слышу распоряжения. — Она болтала ногами. — А правда, что тебя учили один на один?

— Да, правда.

— Как бы я хотела так же! Общая спальня знаешь как надоедает.

— Не знаю. — Он почувствовал себя страшно усталым. — Слушай, я не хочу познавать никаких радостей любви, король ошибся. Ты можешь просто вернуться домой, если захочешь, мы ему даже не скажем.

— То есть ты отказываешься? Но я правда полезная! Арчибальд говорил, что я соображаю и что я быстрая, и я могу быть и женой и воином. И у нас все хотели с тобой познакомиться. Но ты какой-то… — она помотала головой. — Не знаю, ты меня даже не ударил.

— А должен был?

— Ну, я испортила твою книгу. Я на самом деле специально тут разлеглась, хотела посмотреть, как ты бушуешь. Или, знаешь, Арчибальд иногда мог за ноги в воздух вздёрнуть, так смешно, волосы вниз такие, ты качаешься.

Когда ярость перезревает, превращается в отвращение, наверное. Шандор нечасто чувствовал его в себе и редко думал, но эта девочка сидела перед ним и так рассказывала…

— У тебя есть дом? До того, как мой опекун… как мой бывший опекун тебя забрал, ты же жила где-то?

— Да я почти не помню. Мама сама меня сюда привела. Я не хочу обратно, ты же не пошлёшь? Я могу не мешать или под мальчика могу подстричься, если ты об этом. И я могу делиться магией, хотя зачем тебе. И я делаю обалденное мороженое, даже ему нравилось.

— Арчибальду?

— Да! Он говорит такой: ну, может, в этом и есть смысл, а я говорю — видите, хорошо, что вы меня тогда не придушили, а он говорит — я не собираюсь лишать вас жизни, прекрати молоть ерунду, а я тогда…

— Марика. Слушай. Я ужасно хочу спать. Можно я просто посплю, а ты оставайся здесь и, если Арчибальд за тобой явится, буди меня. И никуда с ним не ходи.

— А, ты хочешь, чтоб я была только твоя? — Она расстроилась впервые за их разговор. Вертела в пальцах персиковую косточку. — Но он же учитель, как можно с ним не пойти? Я же недолго! Я же не стану менее послушной оттого, что с ним схожу!

Но Арчибальд не пришёл, зато пришла Катрин.

— Да, их там целый выводок, — сказала равнодушно, пока сонный Шандор сопровождал её на прогулке к голубятне. — Не смотри так, я их проверила после тебя, и они всем довольны. Не хочешь морочиться — отдай девчонку Арчибальду снова, и дело с концом. Мой муж забудет про свою затею через пару дней. Или ты теперь чувствуешь себя обязанным?

— Я хочу, чтобы люди выбирали сами.

— Ой, эти выберут. Сходи спроси, хотят ли они получить свободу, я посмотрю, в каком ты виде от них выберешься.

— Но ты же сама говорила, что бог есть любовь.

— Бог-то любовь, только всех не спасёшь. Тем более против воли.

И вот теперь Шандор стоял у Арчибальда за спиной и разговаривал.

— Семьи их сами ко мне приводили. — Арчибальд отложил перо и смотрел как обычно — без выражения. — Кому нужна девчонка-ведьма? Я их спас.

— И приучили к боли.

— Пробуй по-другому. — Арчибальд скрестил руки на груди. — Что? Я серьёзно. Прежде чем всех спасать, подумай, что это за люди. Приди к ним, притворись лишённым силы.

— И приду.

— Ой ли? Что ты им будешь проповедовать, любовь? Да та же Марика тебя предаст и не поморщится, если я попрошу.

— Она не виновата.

— Ну конечно. — Арчибальд смотрел