с сочувствием, и Шандору казалось, что он снова собственность; желание убежать стало таким сильным, что он на миг сжал кулаки, а Арчибальд продолжал: — Они должны тебя бояться или взбесятся. Их приводили ко мне, в общем-то, на казнь.

— А вы их мучили.

— Только за проступки. Велеть, чтоб тебя пропустили? Сам посмотришь.

— Велите, — Шандор снова сжал кулаки, но это не помогло: свобода всё-таки мешает самообладанию. Стоп, его это мысли или Арчибальда?

— До свидания.

— Что уж там, увидимся.

Мелкая И. упала на диван, спрятала лицо в ладонях, тут же их опустила, выпрямилась и уставилась в пустоту большими глазами, часто-часто моргая.

— Слёзы и вопли, — констатировала Ирма, плюхаясь рядом, — натурально, я сама в хлам, я сама умерла, я умерла. Не смотри на меня, я некрасивая.

Глаза у неё были красные и нос припух — до некрасивой ещё стараться и стараться, но я всё равно сочувственно фыркнула и принесла обеим кубок с ледяной водой:

— Умойтесь, страждущие, и обрящете покой.

Мелкая И. начала было улыбаться, но раздумала. Ирма нахмурилась просто из чувства долга:

— А что не этот, не кувшин?

— Тебе не всё равно? Что нашла, то и принесла.

Ирма умыла мелкую И. — как кошка котёнка, собственной рукой, и только после третьей горсти воды та отошла наконец, отмерла, отпихнула Ирмину ладонь своими мелкими и сказала, отфыркиваясь, мотая головой — даже на светлых бровях висли капельки воды:

— Он такой страшный.

— Первый раз кровь брали, да?

И. закивала. Никто не помнил, как её зовут на самом деле — она вообще-то мало разговаривала, только оглядывалась и сжимала свою куклу, которой, кстати, сейчас почему-то не было. Кукла была нелепее не придумаешь — мутно-зелёный кролик с длинными ушами и в платье с кружевами на оборках. Такой унылый, вытянутый, вечно мотался у неё в руках, но только он и помогал в первое время:

— Как так не хочешь есть? А кролик хочет! Можно я покормлю? А он забыл, как есть, он говорит — хозяйка мне покажет! А почему хозяйка не ест кашу, такая вкусная каша! А почему хозяйка плачет, тут никто не плачет!

Итак, кролика не было. Пока я думала, что это значит, Ирма провела мокрыми руками по лицу и вопросила:

— Как ему так удаётся? Ничего вроде не сказал, не ударил даже, а я сижу, как будто в ледяную воду бросили.

— Что он тебе сказал-то?

— Ты не знаешь? Ну что я это, недисциплинированная. И не оправдываю ни доверия, ни надежд. И что если я собираюсь курить ночами всякую дешёвую дрянь, то кровь моя никого не спасёт. Не нужна кровь не умеющих владеть собой. Падких на, как это? — на лёгкие удовольствия. И выкурила-то одну трубку, боже мой, и то не до конца. И так обидно. Ладно бы говорил вот это вот всё, помоечница, побираешься, кошка драная, что там ещё любили в нашем детстве?

Я подсказала:

— Подстилка хвойная.

— Ага, во-во, подстилка. Но он же вежливый. Единственный раз в жизни человека во мне увидели, а я вот так вот.

— Ну, он сам говорил, что в нас усилено тяготение к пороку. А искупление назначил или как?

— Перечислить ему, что бывает от курения. Ну, когда выучу. И курила-то не табак, а лист какой-то.

— Лист, может, и хуже?

Я дым никогда не любила и в источниках его не разбиралась. Меня две вещи волновали — мелкая И. без кролика и что за нами, как договорились, подсматривал Шандор, и вот сейчас он снова не поймёт, что Арчибальд нормальный. От него все выходят с красными глазами, он просто так не зовёт. Ирма притопывала ногой, переживала позор, качала головой. Да, ей бы шла трубка, в самый раз — выговаривать и курить:

— И ещё мелкой говорит, мол, а мой маг, мальчик, никогда не хнычет. А я думаю: покажи нам того мага, хнычет он или нет. Мелкая вон что…

— А заяц-то её где?

Ирма взглянула как на идиотку:

— Мариша, это кролик, все уже знают.

— Я тебе не Мариша.

— Ой, как страшно.

Ирма была самая старшая из нас, непрошибаемая. Только Арчибальд будил в ней что-то человеческое вроде сомнения в собственной неотразимости или в собственной правоте. А так, конечно, она была ожившей статуей и двигалась соответственно, и руку, давая кровь, протягивала как для поцелуя.

— Так где игрушка-то?

Мелкая И. прижалась лбом к моей ладони, показала образ: вот Арчибальд с ней говорит, сидя на корточках, вот И. мотает головой, ещё мотает, вот заяц отправляется к нему на стол. Типа заяц дал кровь, а И. отказывается?

— Если ты так боишься, то твой друг, пока ты думаешь, побудет у меня. Может быть, ты увидишь, что он не боится.

О господи, ну разве с зайцами так можно. Мысленно я уже колотила кулаками в дверь кабинета, потому что это мы наглые и это нас полезно даже доводить до слёз, но И. недавно появилась, она маленькая, ей этот кролик, может, всей жизни дороже.

— Ты можешь думать здесь.

А, то есть он надеялся, что мелкая И. испугается за кролика и всё-таки протянет руку. А она, смотри-ка, взяла и выбежала, и теперь страдает. Ужас. Я попросила:

— Ирма, царапни меня.

Мы все тут только тем и развлекались, что придумывали свои заклятия: очень мелкие и совсем-совсем безвредные. Вроде заклятия краткой остроты ногтей. Я ставила себе же на ладонях крестики, когда хотела что-то не забыть. Шандор, когда узнал, долго страдал: да как ты можешь добровольно, да с собой, да это не смешно, как ты не видишь. Я даже обещала, что не буду, но ради кролика Шандор, наверное, простит.

Ирма царапнула меня по ладони светло-розовыми отросшими ногтями. Почему она добывает лак, а со мной не делится? Я показала мелкой И. царапину:

— Видишь? Совсем не страшно, ты не бойся.

Лизнула ранку языком — заращивать лень — и отправилась к Арчибальду, где заявила:

— Отдайте зайца.

— Стала кое-чьей невестой и думаешь, что всё тебе дозволено?

Я не обиделась. Арчибальд как раз добавил в серебряную модель мироздания вторую Луну и теперь пытался сделать так, чтоб та не сталкивалась с первой на своей орбите. Мелкая Луна оказалась упрямая и стремилась к большой, сбиваясь с курса.

— Лучше бы вы вот это ей показали, чем игрушку отбирать.

— Не всё вращается вокруг её желаний.

— Да она мелкая ещё! Она и так боится.

Арчибальд с трудом оторвал маленькую Луну от большой и запустил снова.

— Чего ты хочешь?

— Зайца.

— Не дури. Я пережал, но, если девочка сочтёт, что её слёзы что-нибудь решают, это ей не поможет в будущем, наоборот.

— Но это ваша ошибка, а платит она. Давайте я её хотя бы приведу, с ней постою. И зайцу можете, не знаю, кровать сотворить.

— Кровать для зайца?

Я коллекционировала те моменты, когда мне удавалось сбить его с толку. Оглянулась на зайца, чтоб сказать, мол, да, маленькая кроватка с балдахином, знаете, под цвет кружев, и тут заяц подмигнул мне вышитым глазом и растаял в воздухе. Арчибальд закатил глаза и сказал:

— Шандор.

— Звали? — В дверь и впрямь просунулась знакомая голова. — А то больше похоже, что тащили.

Он вошёл в кабинет целиком и плюхнулся на стул. Сказал:

— Мелкой Луне другое нужно бы ядро.

— Игрушка девочки…

— …моих рук дело? Да, моих, конечно. Я сказал девочке, что вы не выспались и спутали и что заяц понравился вам самому, но вы не умеете просить игрушки поиграть.

— То есть ты считаешь, подрывать мой авторитет — это нормальное поведение?

— Так я не подрываю. До слёз бояться — это не авторитет. Я извинился за вас. Дескать, вы так заняты. Хотите, можете сказать — я безответственный или подвесить вниз головой. Как тут у вас принято.

— Чем больше девочка проводит времени в этих стенах, тем сильней её кровь утрачивает свежесть. Когда вы здесь оказываетесь только-только с улицы, кровь питательней, чем потом. И интереснее.

— Для кого интереснее?

— Для изучения. Может быть, я хочу твою нагрузку разбросать на…