— Да никаких дел вообще не было. Только стрижки. Дажена два бакса они не тянули, никуда не годились, могли бы побить все рекорды вштате.

Пощупав свою макушку и затылок, я согласно кивнул.

— Мерзавец, унес ноги, а ведь задолжал мне за пятьмесяцев. Сосед-бакалейщик говорит, Кэл еще был здесь в семь утра. От агентствапо продаже подержанных вещей в восемь явились за креслом. Остальное забралаАрмия спасения. Не знаю, кому досталось пианино. А хотелось бы знать. Загнал быего, хоть какие-то деньги выручил. — Хозяин взглянул на меня.

Я промолчал. Пианино есть пианино. По каким-то причинам Кэлотослал его мне.

— Как вы думаете, куда он подался? — спросил я.

— Вроде у него родственники в Оклахоме, в Канзасе, вМиссури. Сейчас кто-то заходил, сказал, будто слышал, как два дня назад Кэлзаявил, что будет гнать машину, пока земля не кончится, а тогда кинется прямо вАтлантику.

— Кэл такого не сделает.

— Да нет, скорее осядет где-нибудь у ирокезов, искатертью дорожка. Видит Бог, стриг он хуже некуда.

Я прошел по чистым белым половицам, по очищенной от волостерритории, сам не зная, чего ищу.

— А вы кто? — спросил хозяин, беря метлунаперевес.

— Писатель, — пояснил я. — Вы же меня знаете.Я — Чокнутый.

— Черт, а я вас не узнал. Это Кэл вас так изукрасил?

Он поглядел на мои волосы. Я почувствовал, как у меня кровьприливает к скальпу.

— Еще вчера.

— Расстрелять его за это мало.

Я прошел по комнате и завернул за тонкую деревяннуюперегородку, отделявшую заднюю часть парикмахерской. Там стояли мусорные ведра,там же была уборная.

Я уставился в мусорное ведро и обнаружил в нем то, чтоискал.

Фотографию Кэла со Скоттом Джоплином, прикрытуюнакопившимися за месяц волосами, которых оказалось не так уж много.

Я нагнулся и вытащил фотографию.

И меня словно обдало леденящим холодом.

Скотт Джоплин исчез!

Кэл был на месте, навсегда оставшись юным и сияющим отсчастья, его тонкие пальцы лежали на клавишах.

А человек, нагнувшийся над ним и усмехавшийся…

Был вовсе не Джоплином.

Это был совсем другой парень, черный, более молодой,казавшийся более порочным.

Я поднес фотографию к самым глазам и внимательно всмотрелсяв нее.

На том месте, где когда-то была голова Скотта Джоплина,виднели??ь следы засохшего клея.

«Господь был милостив к Кэлу, — подумал я. —Никому из нас и в голову не пришло как следует рассмотреть снимок. К тому же онбыл под стеклом и висел высоко, не так-то легко было его снять».

Видно, когда-то, давным-давно, Кэлу попалась фотографияСкотта Джоплина, он бритвой вырезал голову и заклеил ею лицо этого другогопарня. Налепил голову на голову. И подпись наверняка подделал. А мы все этигоды смотрели на снимок, вздыхали, прищелкивали языками и восторгались: «Ну, Кэл,вот здорово! Да тебе повезло! Взгляни только!»

И все годы Кэл глядел на фото, зная, что это обман, зная,что и сам он обманщик, и обрабатывал головы клиентов так, что казалось, будтонад ними пронесся канзасский смерч, а потом их расчесал впавший в буйствожнец-маньяк.

Я перевернул снимок и снова полез в мусорное ведро, надеясьнайти отрезанную голову Скотта Джоплина.

И знал, что не найду.

Кто-то ее забрал.

И тот, кто сорвал ее со снимка, тот и звонил Кэлу потелефону, угрожая: «Все про тебя знаю», «Ты теперь весь на виду», «Разоблачен».Я вспомнил, как у Кэла зазвонил телефон. А Кэл испугался и не снял трубку.

А однажды, два или три дня назад, пришел он в своюпарикмахерскую, и что же? Взглянул случайно на снимок и чуть не упал. ГоловаСкотта Джоплина пропала. Значит, и Кэл пропал.

Все, что он успел, это распорядиться насчет парикмахерскогокресла, оставить лосьоны Армии спасения и отправить мне пианино.

Я прекратил поиски. Сложил фотографию Кэла без Джоплина ивышел из-за перегородки посмотреть, как хозяин подметает половицы, на которыхне осталось волос.

— Кэл, — начал я. Хозяин перестал мести.

— Кэл не… — продолжил я. — Я хочу сказать… Ведь… Яимею в виду…, ведь Кэл жив?

— Гад, — ответил хозяин, — жив-живехонек,удрал на восток, проехал уже, поди, миль четыреста и не заплатил мне за семьмесяцев.

"Слава Богу, — подумал я. — Значит, можно нерассказывать об этом Крамли. Во всяком случае, сейчас. Бегство — это неубийство, и Кэл — не жертва.

Нет?

Удрал на восток? А может, Кэл покойник, хоть и ведетмашину?"

Я вышел из парикмахерской.

— Парень, — сказал хозяин, — ты плоховыглядишь, и когда пришел, плохо выглядел, и сейчас. «Не так плохо, какнекоторые», — подумал я. Куда мне теперь идти? Что делать, если Улыбказаняла всю мою квартиру, где и спальня и гостиная в одной комнате, а я умеюиграть только на «Ундервуде»?

В ту ночь телефон на заправочной станции зазвонил в дватридцать. А я, вымотанный предшествующей бессонной ночью, как пришел, так и легспать.

Лежал и прислушивался.

Телефон не умолкал.

Он звонил две минуты, потом три. Чем дольше он звонил, темхолоднее мне становилось. Когда я наконец соскочил с кровати, натянул купальныетрусы и потащился через дорогу, у меня уже зуб на зуб не попадал, как в метель.

Сняв трубку, я сразу почувствовал, что это Крамли, тамдалеко, на другом конце провода, и он еще ничего не успел сказать, а я ужепонял, что за новости он собирается сообщить.

— Все-таки случилось? Да? — спросил я.

— Откуда вы знаете? — Крамли говорил так, будтотоже не спал всю ночь.

— Почему вы туда пошли? — спросил я.

— Час назад я брился, и вдруг меня будто стукнуло.Возникли предчувствия, о каких, черт побери, вы обожаете рассказывать. Я ещездесь, жду следователя. Хотите подойти и сказать: «Ну я же говорил!»?

— Нет, не хочу. Но приду.

И повесил трубку.

Вернувшись к себе, я увидел свое «Нечто», оно все еще виселона двери ведущего в ванную коридора. Я сорвал его, швырнул на пол и сталтоптать. Это было только справедливо, ведь ночью оно нанесло визит леди сканарейками, вернулось на рассвете и ничего мне не сказало.