— Ну и как, ты не ошибся? — Глэдис задала вопроспредельно мягким тоном, чтобы Пол не подумал, будто она вторгается в егочастную жизнь.

— Думаю, что нет. Мы с Сединой очень разные люди. Мы невсегда хотим от жизни одного и того же, однако вместе нам очень хорошо. Яуважаю Седину, и мне кажется, что это взаимно. Успех, которого она добилась, еесила, упорство и способность работать приводят меня просто в восхищение. Седина— человек редкого мужества, но иногда это сводит меня с ума. — Тут онгрустно улыбнулся.

— Извини, что накинулась на тебя с расспросами, —сказала Глэдис. — Просто в последнее время я очень часто задаю себе…похожие вопросы, но не всегда нахожу на них ответы. Раньше мне все было ясно,но теперь… Очевидно, я с самого начала в чем-то ошиблась.

Пол внимательно посмотрел на нее.

— Ты говоришь странные вещи, — сказал оносторожно. Глэдис вздохнула. Ей неожиданно захотелось выговориться. Казалось,что здесь, в открытом океане, на яхте, идущей под всеми парусами, они могутсказать друг другу все, что угодно.

— Говоря словами героев фантастических боевиков,которые когда-то так любили мои дети, я потеряла всякую ориентацию во времени ив пространстве. Я не знаю, что я делаю, зачем и что ждет меня впереди. Последниечетырнадцать лет моей жизни… они как будто рухнули в пропасть. Семнадцать лет ябыла замужем. Раньше мне казалось, что все отлично, что лучше просто не бывает,и вот… — Глэдис запнулась.

— Что — «вот»? — спросил Пол. Он от душисочувствовал Глэдис, хотел чем-то помочь, но не знал как. В ней было что-тотакое, что заставляло Пола тянуться к ней всем сердцем. И это не измена Седине,это другое. Он и Глэдис могли быть друзьями, настоящими друзьями, способнымиговорить открыто о самом сокровенном.

— Четырнадцать лет назад я бросила свою карьеруфотожурналиста. До этого я два года работала в «Нью-Йорк тайме», а еще раньше —побывала в Азии, Африке и в Латинской Америке… Боже мой, Пол, я объездила весьмир. Мне очень нравилась моя жизнь и моя работа, но Дуглас сказал, что, если яне брошу свои сумасбродства, между нами все будет кончено. И я уступила. Дуг нехотел, чтобы я подвергала себя опасности, фотографируя в гетто, в трущобах игоняясь за бандами хулиганов и налетчиков в надежде сделать удачный снимок. Ион был прав. Я оставила фотографию и переехала вместе с ним в Коннектикут. Запять лет я родила Дугу четверых детей, и с тех пор они стали главнымсодержанием моей жизни. Памперсы, ночные кормления, детские болезни, школа,автопул и прочее… Интересного мало, не так ли?

— И ты… ненавидишь такую жизнь? — спросил Пол,хотя ему казалось, что ответ он знает заранее. Четырнадцать лет попали вмусорный контейнер вместе с использованными памперсами. И он не мог, просто немог понять мужчину, который обрек Глэдис на подобное унылое существование.

— Иногда, — честно ответила Глэдис. — Да икто бы на моем месте не возненавидел? Можешь быть уверен, что не об этом ямечтала всю свою сознательную жизнь. Хотя я люблю моих детей, люблю общаться сними, они выросли счастливыми — это тоже что-нибудь да значит.

— А ты? Ты сама? Прости за грубый вопрос, но что ты сэтого имеешь?

— Моральное удовлетворение, — ответила она иулыбнулась. — Нет, я не шучу. Мне нравятся мои дети. Кажется, из нихвырастут славные люди, и мне очень приятно быть с ними.

Пол прищурился, словно стараясь запомнить ее слова.

— И что ты собираешься делать дальше? — спросил оннаконец. — Вернешься к своей карьере или будешь возить детей в школу дотех пор, пока тебя не лишат водительской лицензии по старости?

— В этом-то и проблема. Я только недавно об этомзадумалась, но мой муж… Дуг решительно возражает против того, чтобы я сновавернулась в фотожурналистику. Из-за этого между нами возникла, гм-м… небольшаяразмолвка. Несколько недель назад у нас состоялся серьезный разговор, и Дугнапрямую высказал мне, чего он ждет от нашего брака.

— И чего же? — подбодрил Пол, заметив, что Глэдисопустила голову и замолчала.

— Увы, не многого. Как он сказал, ему нужен человек,которому он «мог бы доверить своих детей». И это все. Пол! Больше я ему ни длячего не нужна.

— На мой взгляд, звучит не очень романтично, —сухо заметил Пол, и Глэдис улыбнулась. Разговаривать с ним было легко иприятно. Пол понимал ее буквально с полуслова, и от одного этого ей становилосьлегче на душе. Должно быть, ей давно надо было выговориться.

— Зато теперь у меня не осталось никакихиллюзий, — заявила Глэдис. — Я словно бы прозрела и, оглядываясьназад, ясно вижу, что значу для него очень мало. И так было с самого начала…Ну, во всяком случае, довольно давно, — тут же поправилась она, хотя обоимбыло ясно, что это было сказано не от чистого сердца, а лишь в качестве фигурывежливости, этакое «уважение к памяти покойного». — Иными словами, почтивсю мою жизнь я была экономкой, няней, уборщицей, поварихой и черт знает чемеще! У меня не было времени заметить, во что я превратилась. Быть может, еслибы у меня была возможность работать, я бы как-то смирилась. Но ведь Дугфактически запретил мне даже думать о фотографии, — закончила Глэдис.

— Это очень глупо с его стороны, — заметилПол. — Однажды я пытался играть в ту же игру и проиграл с треском. Я имеюв виду свою первую жену. Когда мы познакомились, я еще учился в колледже, а онауже работала редактором крупного журнала. Такая работа требует много времени, ия, наверное, немного ревновал Мэри Энн к ее редакторскому месту. Когда язакончил колледж и получил перспективное место, Мэри Энн забеременела. Янастоял на том, что она должна оставить работу. В те времена многие мужчиныпоступали подобным образом, но Мэри… Мири возненавидела меня за это и такникогда и не простила. Она обвиняла меня в том, что я погубил ее карьеру иобрек на никчемную, пустую жизнь. Впрочем, Мэри Энн никогда не смогла бы статьхорошей матерью просто по складу характера, но меня это, разумеется, неизвиняет. Как бы там ни было, дети ей были не нужны, а потом и я тоже стал ненужен. Наш брак рассыпался, и Мэри Энн вернулась на работу. Сейчас она —старший редактор «Вог» и по-прежнему ненавидит меня… — Он перевел дух. —Вот откуда я знаю, как опасно пытаться подрезать женщине крылья. Подобнаяхирургическая операция слишком часто приводит к трагическим последствиям. Иименно поэтому я стараюсь не вмешиваться в то, чем занимается Седина. Я не сталнастаивать, когда она сказала, что не хочет иметь детей. Теперь-то я понимаю:нам с Мэри Энн тоже не стоило заводить ребенка. Она быстро вернулась на работу,и с тех пор моего сына Шона воспитывали гувернантки. В десять лет он оказался впансионе, а в тринадцать… В тринадцать мы с ним остались вдвоем. До сих пор Шонне очень близок со своей матерью, так что в этом отношении ты поступилаправильно. По крайней мере твои дети не чувствуют себя сиротами при живойматери.

Он сказал это очень уверенно, ибо ему достаточно былопообщаться с Сэмом, чтобы понять, какая Глэдис мать.