полковых собраниях злоупотребляют спиртными напитками. Предписываю командирам частей принять серьезные меры к прекращению этого явления».

Полковник Сухих собрал офицеров полка и сконфуженным голосом прочел приказ. Из всех офицеров серьезная мера должна была быть применена прежде всего к нему самому[97].

В первых числах июля я получил предписание из штаба Варшавского военного округа немедленно выехать к месту моей новой службы. Мой бывший начальник штаба 14-го корпуса генерал Леонтьев был назначен генерал-квартирмейстером и устроил мне перевод к себе в Варшаву, на должность старшего адъютанта строевого отделения. С объявлением войны Варшавский штаб развертывался в штаб Северо-Западного фронта с переездом в город Седлец.

10 июля по старому стилю я прибыл в Люблин, откланялся своему прежнему начальству, уложил вещи и к вечеру следующего дня явился в штаб Варшавского военного округа. Леонтьев с места огорошил и в то же время чрезвычайно обрадовал меня:

– Не хотите ли отправиться в Ченстохов, к генералу Новикову, в 14-ю кавалерийскую дивизию? Ее начальник штаба Вестфалей болен и находится в Петербурге, и, кроме капитана Шапошникова, у Новикова никого нет.

Я немедленно согласился. Нормальным порядком мне следовало получить штаб дивизии, да еще и пехотной, не раньше чем через три года. А тут неожиданная перспектива попасть в кавалерию, вместо того чтобы сидеть на стуле в большом штабе.

* * *

Едва я появился в Ченстохове, Новиков чуть ли не кинулся мне на шею.

– Как я рад, как я рад, – заговорил он, – что мне наконец дали начальника штаба. И представьте, я все думал: вот если бы мне дали полковника Дрейера. И вдруг являетесь вы.

Очевидно, и в данном случае главную рекламу мне сделал полубоевой стаж на трех предыдущих войнах.

Генерал-майор Александр Васильевич Новиков, числившийся по Генеральному штабу, до получения 14-й кавалерийской дивизии в течение пяти лет стоял во главе сперва Тверского, а после Елизаветградского кавалерийских училищ, а последние три года командовал бригадой в 5-й кавалерийской дивизии.

Чрезвычайно представительный, красивый, высокого роста, он считался отличным наездником, знал до тонкости строевую кавалерийскую службу, но, как показала начавшаяся война, не проявил особых талантов смелого кавалерийского начальника. Не лишенный храбрости, но довольно осторожный, он охотно следовал советам своего начальника штаба и в короткое время из командующего дивизией сделался ее начальником, получил генерал-лейтенантский чин и вслед за тем – кавалерийский корпус, первый, сформированный во время войны, и Георгиевский крест.

* * *

Капитан Шапошников Борис Михайлович, от которого я принял в июле 1914 года штаб и мобилизационный план, во Вторую мировую войну оказался уже в должности начальника штаба при генералиссимусе Сталине, в чине маршала.

Этого Шапошникова в интимной беседе за стаканом вина – вечерами после боя – я шутя называл «мальчик Боря». Он сразу произвел на меня превосходное впечатление.

Скромного происхождения, туркестанский стрелок, в 1910 году он окончил Академию Генерального штаба и, откомандовав два года ротой в своем же 1-м Туркестанском стрелковом полку, в ноябре 1912 года был назначен в штаб 14-й кавалерийской дивизии на должность старшего адъютанта.

Начальником дивизии в то время состоял генерал-лейтенант Орановский Владимир Алоизиевич, природный кавалерист. Начав службу в лейб-гвардии драгунском полку, он окончил академию, отлично знал свое дело и блестяще подготовил дивизию к предстоящей войне.

Под руководством такого начальника пехотинец Шапошников многому научился, хорошо усвоил технику организации кавалерийской разведки и в этой области оказал мне в первый месяц войны неоценимую услугу.

Часто, глядя на него, на его пробор посередине головы, на усы с подусниками, я думал: «Черт возьми, как он похож на Скобелева! А вдруг он тоже сделает карьеру Белого генерала?»

У Сталина он сбрил усы, потерял облик Скобелева, но превзошел Белого генерала и в чине, и в положении.

Будучи полковником Генерального штаба, когда около 60 процентов офицеров-генштабистов перешли в Добровольческую армию, Шапошников остался у большевиков и провел всю Гражданскую войну в штабе красного главнокомандующего С.С. Каменева[98], тоже полковника Генерального штаба. После Гражданской войны он сразу выдвигается на должность первого помощника начальника советского Генерального штаба. Затем в 1926 году получает в командование Ленинградский военный округ, а через два года Московский. Достигнув зенита, карьера Шапошникова по причинам, ничего общего не имеющим с военным делом, начинает тускнеть. В 1931 году он получает в командование самый захолустный военный округ – Приволжский, а в 1932 году становится начальником военной академии, то есть, поднявшись на самые высшие посты в Красной армии, он с 1931 года неизменно спускается со ступени на ступень иерархической лестницы[99].

Однако в 1936 году, когда в связи с заговором Тухачевского почти все старые офицеры Генерального штаба были выведены в расход[100], Шапошников не только не разделил их участи, но сразу выдвинулся на высший пост начальника штаба Вооруженных сил СССР[101], оказавшись непосредственным подчиненным и помощником Сталина.

В чине маршала он, не колеблясь, поставил свою подпись под приговором Тухачевскому[102].

В самый разгар войны Шапошников заболел раком и вскоре умер[103]. В воздаяние его заслуг сам генералиссимус Сталин с пятью высшими чинами из своего окружения нес гроб маршала Шапошникова к месту последнего упокоения у Кремлевской стены[104].

* * *

18 июля по старому стилю была объявлена война, и ровно в полночь с 18 на 19 июля на границе с Германией 14-я кавалерийская дивизия начала военные действия.

Казачий полк выслал серию разъездов с приказанием перейти границу и узнать о находящихся напротив неприятельских силах. Перейти границу, однако, казакам не удалось: немцы сами вторглись в пределы Польши и к утру уже заняли Ченстохов, где от их артиллерийского обстрела начались пожары.

Дальше Ченстохова немцы крупными соединениями временно не пошли; все военные действия ограничивались стычками небольших частей. Наши стрелковые бригады успели отмобилизоваться и отойти из своих штаб-квартир в пункты сосредоточения к Висле и за Вислу.

Перед 14-й кавалерийской дивизией встала новая задача: разбить появившуюся из Австрии 8-ю кавалерийскую гонведную (венгерскую) дивизию, наступавшую из Кракова на Кельцы. Одновременно на немцев была двинута 8-я кавалерийская дивизия генерала Зандера в операционном направлении Радом – Лодзь – Калиш.

В ряде боев наши полки, особенно митавские гусары и ямбургские уланы, сильно потрепали венгерцев и оттеснили их к границе. Но в это время на сцене появился Пилсудский со своими легионерами, сформированными в воинские части из австрийских поляков.

О существовании этого Пилсудского, будущего польского маршала и диктатора, глубоко ненавидевшего Россию, где он получил свое образование, было давно известно в разведывательном отделении штаба Варшавского военного округа.

И пока 14-я дивизия удачно сражалась против регулярной неприятельской конницы, легионеры Пилсудского заняли город Кельцы.

Покончив с гонведом, Новиков решил атаковать Пилсудского.

Конноартиллерийский дивизион под командой подполковника Арцышевского