Эта беседа меня ужасно огорчила. У меня в кабинете сидела уравновешенная, красивая, успешная девушка, но, когда я смотрела на нее и слушала ее, казалось, что на плаву ее держит кто-то другой, а улыбка приклеена. Конечно, есть определенная вероятность, что стремление к совершенству даже в областях, которые студенту не нравятся, в какой-то мере «окупит себя» в долгосрочной перспективе, а ребенок, который толком ничем не занимался, потом будет жалеть, что ему позволили бросить фортепиано. О формировании правильных ожиданий я расскажу ниже, в главе 17, а пока давайте сосредоточимся на том, что происходит, когда детям навязывают жесткие и не всегда уместные ожидания, и у них получается им соответствовать.

Очень многие из моих стэнфордских студентов обращались за помощью по поводу психического здоровья. Некоторые даже на какое-то время бросали учебу.

Других ждал полный крах.

Мне кажется, уровень подростковых самоубийств в городке лучше говорит об успешности, чем количество отличников и результаты SAT. Я думаю об этом всегда, когда перехожу железнодорожные пути на Ист-мидоу-драйв в Пало-Альто. В 2009 году там покончили с собой несколько детей, в основном учившихся в школе Henry M. Gunn, в которую ходят и мои дети. В том году мне выпала честь выступить на выпускном вечере, и в день этого большого праздника на фоне глубочайшей трагедии я очень старалась найти правильные слова.

Прошли годы. Чтобы трагедия не повторилась, рядом с переездом поставили дежурного. Часто машинисты проезжающих поездов машут ему рукой и дают свисток. Даже спустя много лет после этих трагических смертей я не могу сдержать слезы, когда стою на переезде, вижу это приветствие и слышу одинокий сигнал. Нам надо прекратить толкать детей к последней черте.

Около 11 процентов детей в Соединенных Штатах имеют диагноз СДВГ, и чуть больше половины из них (6,1 процента всех детей) принимают стимуляторы, чтобы улучшить сосредоточенность и концентрацию[143]. К школьникам с этим заболеванием положен особый подход, например, им нужно дополнительное время на домашнюю работу и контрольные.

Моему сыну Сойеру диагноз СДВГ поставили в четвертом классе. Ему было сложно делать домашнюю работу, особенно письменную. Вечер за вечером он сидел за обеденным столом, смотрел вдаль или ковырял карандашом под ногтями. Он очень смышленый мальчик и с легкостью бы справился, поэтому мне было больно на это смотреть. В эту ситуацию были вовлечены его отец, сестра, я — мы все старались не отвлекать его во время занятий.

Мне не хватало терпения и очень хотелось решить проблему. Я хотела найти «палочку-выручалочку», не столько для улучшения успеваемости — учился он по-прежнему хорошо, — сколько чтобы как-то снять с ребенка бремя вечерних мучений с домашней работой и подарить ему свободное время. Кроме того, это позволило бы передохнуть остальным членам семьи.

Я считала, что, наверное, ему уже нужен стимулятор, так же как мне бывает нужен кофеин. Я понимаю, что кофеин — не самое полезное вещество, но иногда стоит им воспользоваться, чтобы дело не стояло на месте. Именно это я хотела дать Сойеру. Я боялась, что, если хотя бы не попробовать препарат, он окажется в невыгодном положении. Однако муж беспокоился по поводу возможного отдаленного влияния лекарства на здоровье и настаивал, чтобы мы сосредоточились на стратегиях, психотерапии и других методах, которые, возможно, улучшат способность Сойера сосредоточиться.

С этой дилеммой — давать или не давать лекарство — сталкиваются многие семьи, где у ребенка диагностирован СДВГ. Однако в нашей стране есть и другой, шокирующий подход к назначению этого препарата. Некоторые дети теперь получают этот диагноз и связанные с ним поблажки на контрольных и лекарства, но самой болезни у них нет. В 2006 году в интервью NBC News доктор Джеймс Перрен, профессор педиатрии в Гарвардской школе медицины, рассказал, что родители все чаще требуют назначить подростку лекарство от СДВГ при отсутствии симптомов[144].

Джессику, жительницу богатого района Манхэттена, это выводит из себя. Она говорит, что знает родителей, выложивших 10 тысяч долларов за тесты, чтобы обеспечить совершенно нормальным детям нужный диагноз. Джессика боится, что эти дети теперь «получат 2350 баллов на SAT, а про дополнительное время на экзамене в аттестате не написано, поэтому колледжи ничего не узнают». «Это просто нечестно», — жалуется она.

Врачам и психологам сложно четко сформулировать этот синдром. Диагноз в значительной степени зависит от неколичественных, очень субъективных параметров, которые учителя и родители наблюдают в поведении ребенка. В богатых районах это заболевание диагностируют чаще. В чем причина? Может быть, состоятельные родители могут позволить себе искать медицинские решения детских проблем, а может, обеспеченное детство каким-то образом повышает склонность к СДВГ? Или, как намекает Джессика, родители хотят и могут «купить» бонусы, которые дает этот диагноз? Конечно, лекарства и лишнее время обеспечивают фору только детям без синдрома. (По-настоящему больным они лишь помогают уравнять шансы — это поблажка не в большей степени, чем очки для ребенка с плохим зрением.)

Можно ли играть диагнозом? Зарабатывает ли кто-то себе на жизнь, раздавая преференции богатым родителям? Возможно. А может быть, это городская легенда, бытующая в некоторых районах Манхэттена и в других респектабельных районах. Если такая практика имеет место, это очень плохо и с этической, и с медицинской точек зрения. Где проходит грань между уместной помощью своему ребенку и модификацией его личности ради поступления в хороший колледж? Я думаю, что не менее, а может, и более важно то, что Джессика и многие другие родители по всей стране уверены, что такие махинации имеют место. Эта мысль и связанный с ней страх «если их дети будут принимать стимуляторы и получат лишнее время, мой ребенок останется позади» подпитывают спрос на лекарства ради высоких оценок.

Хотя нет четких данных о том, сколько родителей прибегают к медикаментозным средствам, чтобы помочь детям в учебе и на экзаменах, исследования показывают, что сами подростки, безусловно, ищут «таблетки для хороших оценок», «средства для учебы» и «лекарства для ума». Организация The Partnership for Drug-Free Kids в 2012 году провела на сайте drugfree.org анализ отношения к этим вопросам. Было обнаружено, что в неправильном употреблении или злоупотреблении амфетаминами, стимулирующими центральную нервную систему, хотя бы раз в жизни признался один из восьми подростков (13 процентов), а каждый четвертый (26 процентов) уверен, что рецептурные препараты можно использовать как помощь в учебе[145].