люди узнали о нем, и что он сделал для тебя? Подумай, какой неблагодарностью было бы скрыть это. Наш Господь Иисус вытащил меня из пропасти. Даже если бы я прожила тысячу лет, миллион лет, этого было бы недостаточно, чтобы отблагодарить его. Разве можно скрывать такое чудо?

Ни в ту минуту и никогда после я не поддалась искушению вступить с сестрой в теологическую дискуссию и спросить, кто же сбросил ее в эту пропасть. Ее смущенная улыбка излучала бесстрашие, и я подумала, что «Господь Иисус», как она его называет, сделал то, что ни одному психологу не удалось. Я не могла не оценить его силу.

В одной маленькой деревушке в прерии жили-были старик со старухой, и слава о них разнеслась далеко-далеко по свету. Их называли «учителями любви», со всех краев земли стекались к ним несчастные люди за лечебной тайной любви.

Много лет назад привез старик жену в деревню. Он был очень болен. Она была ранена. Даже пушистые овцы в овчарне чувствовали ее ужасную боль, и жалобно блеяли всякий раз, когда она их гладила.

Но муж и жена не отчаялись и не жалели себя. Любовь — бальзам, чье действие неспешно. С бесконечным терпением варили они свое зелье, пока оба не исцелились. Их глаза засияли. Лица посвежели. Фигура женщины постройнела. Любовь сильнее любого зла. Всё искупила любовь, за каждую рану отплатила им. Ее милость озарила их красавицу-дочь, их соседей и всё живое вокруг, и их глаза тоже засияли. Соловьи с подбитым крылом, попадая в деревню, снова начинали петь. Слепые собаки прозревали и резвились на лугу. Вор, пришедший украсть отару, стал медбратом в больнице.

— Любовь — это ежедневный труд, — учила старуха заблудившегося юношу, который пришел в их дом. В начале лета юноша убежал от родителей, скитаясь по дорогам, услышал об «учителях любви» и однажды утром постучал в их дверь.

— Наше дело трудиться, — говорила ему чудо-старуха, — а дело Бога воздавать любовью за труд. Как воздал он мне. Сядь рядом со мной у камина, и я расскажу тебе свою историю. Ты уже достаточно взрослый, чтобы ее услышать.

Далеко-далеко в деревушке, где живут счастливые люди, жили в любви и счастье чудо-старик с чудо-старухой. Может, и сейчас там живут, и у сказки нашей счастливый конец.

Никакой не конец. Не бывает такого конца. Это Алиса подкралась и пытается подбить меня на счастливое окончательное решение вопроса. Но она по своему обыкновению опять фальшивит. Моя сестра и в сто лет не сказала бы «Сядь рядом со мной у камина, и я расскажу тебе свою историю».

История не окончена, и как бы восторженная девчонка ни пыталась с ней покончить, я знала, что всё еще впереди и покоя мне не будет. Я не забыла, зачем приехала — змей жив, его яд угрожает проникнуть сквозь стену, а я совсем не уверена в прочности любовной брони.

Сестре суждена долгая жизнь и после того, как все ее волосы побелеют. А я — черная сестра, которой поручено открыть ей глаза — на этот раз сумею ее защитить. Под моей защитой она будет жить так долго и так счастливо, что со всех концов земли буду приходить к ней подивиться чуду возрождения, которого она достойна.

Я больше не позволю обидеть сестру. Не позволю — я клянусь! Я теперь другая — уже не та глупая девчонка, теперь я сильная, и то, что было, не повторится. Никто больше не посмеет обидеть мою сестру!

Так я повторяла про себя. И чем больше повторяла, тем сильнее мое сердце отторгало чуждый росток счастливого конца.

*

Но я опять забегаю вперед. На этом этапе мне еще ничего не рассказали — мои глаза пораженно взирают на картину счастья: вечер в маленьком белом домике продолжается: в воздухе кружатся обрывки разговоров, кто-то ставит диск с духовной музыкой. Краем глаза я замечаю, что Одед надел пальто и вышел во двор поговорить по мобильнику. Элишева, которая уходила укладывать дочку спать, вернулась и сказала, что девочка просит, чтобы тетя поцеловала ее на сон грядущий.

Комната малышки была в башенке на чердаке. Когда мы вошли, за прозрачным сиреневым пологом поднялась рыжая голова, и бодрый голос спросил:

— Так какие у нас на завтра планы?

— Завтра ты идешь в школу, потом на гимнастику, а сейчас мы ложимся спать, — ответила сестра, подтыкая дочке одеяло.

— Я знаю, а потом?

— Увидим.

— Мы успеем поиграть? — выражение совершенной наивности на ее личике тронуло меня. — Я знаю игру, в которую вы играли с моей мамой. Мама меня научила. Нужно завязать глаза, бросить мяч и пытаться его поймать. — Она хотела встать и показать, но мама мягко уложила ее обратно.

— Спокойной ночи! Сейчас — спокойной ночи.

— Я знаю, кто научил вас этой игре, — сказала Сара, когда мы поцеловали ее и хотели уходить. Опытные мамы не обернулись, но уже в дверях нас догнал довольный голосок. — Я правда знаю! Это был акробат, вот кто! А вы обе были маленькие, и у вас были платья принцесс.

Глава 4

После всех этих треволнений не пора ли дать себе и окружающим немного отдохнуть? Перевести дух.

Можно, к примеру, отвернуться от людей с их страстями и суетой и обратить свой взор на великолепие природы. Глаза могут отдохнуть, скажем, на таком чуде природы, как листья.

Листья, что за чудо эти листья: каждый год с приходом холодов их зелень вспыхивает на деревьях оттенками красного. Пурпур угасает, опускаясь на землю коричневым и желтым. Тонкие скелетики влажных и прозрачных листьев — настоящее произведение искусства. Сменяемость времен года, карнавал разноцветия, лист, созданный невидимой рукой — говорят, это успокаивает. Утомленная голова покоится на холме. Глаза следят за сложным брачным танцем облаков. Рука гладит неровности земли. Покой ласкает веки. Дыхание затихает. Глаза медленно закрываются и открываются неспешно. Солнце склоняется за деревья и поджигает их прежде, чем окончательно угаснуть. Закат приносит утешение, великое утешение — ведь завтра снова взойдет солнце, всё мертвое оживет, и мы знаем, что круговорот жизни и смерти вечен. Природа молчит. Она прекрасна в своем молчании. Покой и тишина. Нас окружает непостижимое величие, в котором таинственно кружатся прекрасные листья, и их молчание сильнее всех наших криков.

Надо бы подольше задержаться здесь и насладиться прекрасным видом, но, стемнело, когда мы еще только покидали сестрин дом. Кроме далеких огней скоростного шоссе мы ничего не видели, хотя и при дневном свете я