вторая сестра. Потом, когда мы подросли, она отдалилась от меня, зато еще сильнее сдружилась с Бриджит.

Я не видел ее мертвой в тот день, на Кийстроме. Но дом ее родителей, выжженный изнутри, наполовину обрушился.

– Это же условие пари! – упорствовала Лиза.

– Дурацкое какое-то пари, – фыркнула Бриджит и выразительно глянула на меня: а ты, мол, дурак, что согласился на такое!

– Условия надо выполнять. – Лиза задрала нос и напустила на себя суровый вид, протягивая мне многоножку. На лице, уже не совсем детском, заиграла плутовская улыбка. Что-то в этой улыбке было такое, отчего мой внутренний бес опять встрепенулся.

– Да не вопрос, – ответил я и взял многоножку двумя пальцами. Она яростно, отчаянно извивалась.

– Давай ешь быстрее, пока мама не видит, – поддразнила меня сестра.

В те времена я никогда не оставался один. Меня окружали друзья и семья, и все, кого я любил, находились не дальше, чем в соседней комнате.

Насекомое продолжало извиваться уже у меня во рту, пока я не сжал зубы. Хитин лопнул, на язык брызнуло чем-то непривычно соленым. Я мог бы поклясться, что, когда глотал, многоножка еще шевелилась.

– Фу, ну и гадость! – сморщилась Бриджит, хохоча. А Лиза поглядела на меня со странной полуулыбкой, как будто даже зауважав. Я запомнил ее, давно погибшую, именно такой: высокомерной и одновременно восторженной.

* * *

Я схватил таракана.

Нет, не так: я попытался его схватить. Но эти засранцы чертовски шустрые, и хватать их особо не за что. Вот он вроде бы неподвижно замер в безопасной тени моей ноги, а через секунду его и след простыл.

Это всполошило остальных тараканов, и вот уже вся колония, обитавшая у источника воды, взбурлила и ринулась наутек. Я сунул руку в поток насекомых, но он отхлынул в разные стороны, словно вода. С досады я попытался изловить первого попавшегося, но получил лишь оторванную лапу. Отбросил ее с отвращением, однако бывший владелец уже успел сбежать, и увечье ему нисколько не помешало. Понемногу тараканья лавина иссякла: насекомые рассредоточились по новым темным щелям. Но я заметил, что основная масса укрылась под перевернутым обломком, бывшим когда-то столешницей.

Тихонько подкравшись, я подцепил ее двумя пальцами и уронил на пол.

Тараканы прыснули в разные стороны. Но теперь я был настороже: топая и загребая руками по полу, выгнал несколько штук на открытое место. Сразу выделил одного, особенно жирного и оттого менее шустрого. И принялся гонять по кругу, пока не поймал прямо в ладонь.

Взял двумя пальцами, приподнял, чтобы посмотреть ему в глаза, и встряхнул, ругаясь про себя. Таракан возмущенно сучил лапками. Я немного помял его, когда ловил, если б сжал чуть сильнее, экзоскелет бы лопнул. Вблизи был виден каждый шип на рыжеватых лапках. К горлу вдруг подкатила тошнота. Я знал, вкус будет просто отвратный, но лучше уж съесть чертову букашку, чем подохнуть с голоду. В конце концов, мне приходилось глотать и не такое.

Лапки задергались еще отчаяннее. У тараканов в принципе нет мозга. Я даже не уверен, могут ли они чувствовать боль. Да, тараканы мерзкие, но беззащитные: не кусаются, как муравьи, не жалятся, как осы, не впрыскивают яд, как пауки. Они вообще не хищники – просто шныряют по углам и жрут отбросы.

Таракан не переставал бороться за жизнь, дергая лапками все яростнее. Я опустил руку, пленник вывернулся, неприятно зацепив кожу тоненькими шипами, и мгновенно дал деру.

Точнее, они все успели разбежаться, пока я разглядывал свой потенциальный обед. Ни осталось ни одного. Я посветил туда-сюда: идеально чистый пол, как в лучших ресторанах Республики.

Странно. Пусть тараканы раньше где-то прятались, но все равно себя выдавали: парой усов, случайно высунувшихся из-под кучи мусора, шорохом лап во время «марш-броска» из одного укрытия в другое. Но вот я поднял тот же самый обломок столешницы – тараканов не было вообще.

Если б я не блуждал столько времени – долгие часы, не иначе – в абсолютной тишине, то сейчас даже и не уловил бы этот тихий отдаленный звук. Либо просто не обратил бы внимания, как на работающий электроприбор. Но слух обострился до предела, и поэтому я услышал: гул или даже жужжание, как из пчелиного улья. И что бы это ни было, оно двигалось сюда.

Я погасил фонарь и залег за неисправной раковиной, стараясь дышать как можно тише. Гул усиливался, становился четче. И перемещался теперь к двери в дальнем конце помещения, напротив той, через которую я вошел.

А потом за ней зажегся свет.

30. Семейные фото

Свет был голубоватый, слабый и рассеянный. Неужели Индиго сюда добрался? Нет, он не дал бы себя так по-глупому обнаружить. И даже я бы из своего укрытия заметил проходящего мимо Посланника. Значит, либо он умеет превращаться в пчелиный рой, либо это что-то другое.

Я бы и не увидел выплывшее из-за двери светящееся облако, если б не блики на стенах. Да и то проще было отслеживать звук. Животный, первобытный страх взял верх над любопытством, и я прямо-таки вжался в пол. Гудящее облако – или все-таки рой, кто его знает, – медленно проплыло у меня над головой и вылетело в дальнюю дверь. Звук стал удаляться и в конце концов утих совсем.

Наступила тишина, но свечение в соседней комнате не гасло. Прямо перед носом у меня пробежал таракан.

Если уж насекомые перестали бояться, значит, и мне можно, рассудил я. Встал и, призвав на помощь все свое благоразумие, несколько минут помедлил. Но внутренний бес все же оказался сильнее осторожности, и я вошел в комнату, откуда светило голубым.

Это оказался небольшой кабинет. Значит, я угадал: помещение с раковиной было все-таки лабораторией, а не кухней. Большая часть здешней мебели была уничтожена, хоть и не так планомерно, как в залах, через которые я шел. Но на полу, к счастью, не было ничего, кроме обломков.

Источники света висели вокруг меня на стенах. Это были электронные фоторамки. Как они могли все еще работать, спустя столько времени… Ах да, система самовосстановления. Неужели гудящее облако, которое тут летало, – это она и есть? Страшноватая, надо сказать: жужжит, как растревоженный улей. Плюс от нее разбегаются тараканы. Да, всего лишь глупые насекомые, их действиями руководят примитивные инстинкты. Но они способны выжить после ядерного взрыва. Что же это такое, что приучило разбегаться таких неубиваемых существ?

Нет уж, хватит фантазировать. Тараканы думать не умеют, напомнил я себе. Если с их помощью удалось найти воду, это не значит, что я теперь должен толковать все их действия, как шаман, гадающий на внутренностях животных. И между прочим, у корабельных систем самовосстановления есть программа дезинсекции.

Я двинулся вдоль стены, опустив фонарик –