Антони Фортунь верил, что с Божьей помощью сможет статьлучше, чем его собственный отец. Но рано или поздно его кулаки вновьобрушивались на Софи, и со временем Фортунь принял как нечто непреложное этуданность: раз она не может вполне принадлежать ему как супруга, он будетвладеть ею, как палач своей жертвой. Так семья Фортунь прожила долгие годы,заставив замолчать собственные сердца и души, пока, наконец, отпродолжительного безмолвия они не позабыли все слова, выражающие истинныечувства и не превратились в чужаков, живущих под одной крышей, — с нимислучилось то, что случается во многих семьях, населяющих этот огромный город.

Было уже почти три часа, когда я вернулся в лавку. Войдя, япоймал на себе полный сарказма взгляд Фермина, устремленный с высоты приставнойлестницы, на которой он стоял, наводя блеск на собрание «Национальных эпизодов»славного дона Бенито.[39]

— Да я просто не верю своим глазам! А мы-то уж думали,вы отправились в Америку на поиски лучшей жизни.

— Я задержался по дороге. А где отец?

— Раз уж вы не явились вовремя, он сам отправилсяразносить оставшиеся заказы. Он поручил передать вам, что сегодня вечером едетв Тиану[40] оценивать частное собрание книг одной вдовы. Вашотец из тех, кто сражает таких клиентов наповал без единого слова. Он сказал,чтобы вы его не ждали и сами закрыли лавку.

— Он сердится?

Фермин покачал головой, спускаясь с лестницы с кошачьейловкостью.

— Разумеется, нет. Ваш отец просто святой. Кроме того,он был очень доволен, узнав, что вы обзавелись невестой.

— Что?

— Ну и плут же вы, так долго скрывали. И ведь что за девушка,слушайте, один ее взгляд способен парализовать уличное движение! И вся такаяутонченная, воспитанная. Сразу видно, ходила в хорошую школу, хотя во взглядеесть что-то порочное… Знаете, если бы мое сердце не было похищено Бернардой… Даведь я вам еще не рассказал о нашем ужине… Вы только послушайте, искры летели,искры… Будто в ночь Святого Хуана…[41]

— Фермин, — оборвал его я. — О чем, чертвозьми, вы тут говорите?

— О вашей невесте.

— Нет у меня никакой невесты, Фермин!

— Ладно, сейчас вы, молодежь, называете это по-другому,«герлфренд» или там…

— Фермин, можно еще раз и сначала? О чем вы?

Фермин Ромеро де Торрес озадаченно посмотрел на меня,продолжая жестикулировать на сицилийский манер сложенными щепотью пальцамируки.

— Так вот. Сегодня вечером, час или полтора назад, кнам в лавку зашла юная особа и спросила вас. Ваш отец и ваш покорный слуга, мыоба при том присутствовали, и, отбросив все сомнения, я вас могу заверить, чтодевушка совсем не была похожа на привидение. Я могу вам описать даже ее запах:вроде лаванды, только более сладкий. Ну просто как свежеиспеченная сдобнаябулочка.

— Так значит, это булочка вам сказала, что она мояневеста?

— Ну, прямо не сказала, но улыбнулась как-то междупрочим, словом, вы меня понимаете, и сказала, что ждет вас в пятницу вечером.Нам с вашим отцом все это показалось очевидным как дважды два.

— Беа… — прошептал я.

— Эрго: она существует! — обрадовался Фермин.

— Да, но она не моя невеста.

— Тогда не понимаю, чего вы ждете.

— Она — сестра Томаса Агилара.

— Вашего друга-изобретателя?

Я кивнул.

— Тем более. Да будь она хоть сестра Хиля Роблеса,[42] девушка — просто прелесть. Я бы на вашем месте не терялся.

— У Беа есть жених, младший лейтенант. Он сейчас надействительной службе.

Фермин с раздражением вздохнул:

— Значит, вот как, и тут эта армия, язва на телеобщества, племенной редут обезьяньего братства. Тем лучше, потому что так высможете с чистой совестью наградить его орденом рогоносца.

— Да вы бредите, Фермин! Беа выйдет за него, когда онвернется.

Фермин хитро улыбнулся:

— Ну, это еще как посмотреть. Мне почему-то кажется,что она за него не выйдет.

— Вы-то откуда знаете?

— О женщинах и других мирских делах я знаю поболевашего, уж вы поверьте. Как учит доктор Фрейд, женщина всегда желает прямопротивоположное тому, о чем думает или говорит, и это, если хорошенькоподумать, не так уж и страшно, ведь мужчина, как говорит Перогрульо,[43] напротив, подчиняется только голосу плоти или желудка.

— Не морочьте мне голову вашими сентенциями, Фермин.Если хотите что-то сказать, говорите прямо и покороче.

— Ладно, подвожу итог всему вышесказанному: девочкавыглядела вовсе не так, словно собирается выйти за этого вашего героя.

— Да что вы? И как же она выглядела?

Фермин пододвинулся ко мне с заговорщицким видом.

— Похоже, в ней есть нездоровое любопытство, —заключил он, загадочно поднимая бровь. — И заметьте, я говорю это каккомплимент.

Фермин, как всегда, попал в самую точку. Побежденный, япопытался перебросить мяч на его сторону.

— Кстати, о нездоровом любопытстве, расскажите-ка мне оБернарде. Удалось вам сорвать поцелуй?

— Обижаете, Даниель! Хочу напомнить: вы говорите спрофессиональным соблазнителем, а что до поцелуев, так это оставим любителям иновичкам. Настоящую женщину нужно завоевывать постепенно. Это вопрос чистойпсихологии, как красивый финал в корриде.

— Значит, она оставила вас с носом.

— Фермина Ромеро де Торреса не оставит с носом даже самПиноккио. Дело в том, что мужчина, если вернуться к доктору Фрейду и выразитьсяфигурально, нагревается как лампочка: включили — докрасна, выключили — сноваостыла. Женщина же, и это доказано наукой, нагревается как утюг, понимаете? Намедленном огне, постепенно, как хорошая эскуделья.[44] Но ужесли нагрелась как следует, этот жар никто не остудит. Как домны Бискайи.[45]