учитель пошёл против порядка вещей. Для всех будет лучше, если он позволит мне его исправить.

— Не-а, не будет лучше. — Когда ты так уверен был, что прав, рядом с тобой будто играла музыка. Казалось, ветер треплет тебе волосы и ты стоишь на палубе корабля и всматриваешься вдаль. Таким ты был, когда заставлял меня учиться, и я орал на тебя, а ты улыбался. — Ни Яне, никому. Вы сами знаете.

— Отдай его мне.

— Он не моя собственность.

— И тем не менее только ты сейчас стоишь между его волей и мной. Отдай мне.

— Нет.

— Ты что же, хочешь, чтобы я его признал? Как мага или как короля?

— Думаю, как обоих.

— А я думал, ты лучше меня знаешь. Я его признаю, только если ты передашь мне власть над ним. Стану держать его — освобожу тебя. Сплошная выгода, ты же для этого его растил?

— Нет, не для этого.

Ты стал печальным, и я почувствовал, что в чём-то виноват, хотя понятия не имел, в чём именно и был ли вообще. Это всё потому, что ты всегда был рядом. Я думал, что и в твоём мире только я, но в твоём были: Илвес, Марика, дворец, леса, долины. Ты сказал:

— Вы снова меряете всех по себе, это ограничивает. Ещё раз вас прошу, признайте Ирвина.

— Просишь? Смеёшься?

— На его стороне жители долин.

— Ты хотел сказать, на твоей? Я знал, что этим кончится.

— Мне даром не сдались ни трон, ни власть, — теперь ты злился, и мне стало легко и тревожно одновременно. Так вот откуда ты приходил сам не свой, с синяками под глазами. Вот почему с такой силой резал мясо, что однажды проткнул доску насквозь. — Я хочу, чтобы всё наладилось, и Ирвин — тот, который всё соединит.

— И всё разрушит.

— Вот же вбили себе в голову, — ты сжал кулаки, и я удивился, что ничего ещё не взорвалось, — так вы отказываетесь?

— А ты?

— Я должен был спросить.

— А ты — отказываешься?

— А то вы не поняли.

— То есть наше соглашение теряет силу.

Ты закатил глаза:

— Если вам нравится…

Потом ты сделал шаг назад. Ещё шажок. Наконец, осел на пол. Я помнил, ты когда-то душил Илвеса, но это была шутка, и Илвес смеялся, а сейчас не смеялся никто. Твой опекун сказал:

— Ну?

Ты рвано вдохнул и мотнул головой, сидя на полу:

— У вас дурацкая привычка пытаться меня уговаривать посредством пыток. Нет, так не получится. Ирвин, не надо ничего орать и бросаться ни на кого тоже не надо.

И снова подавился воздухом. Твой опекун поморщился, махнул рукой, сказал:

— Не понимаю.

Ты лежал на полу, раскинув руки, и я всё-таки бросился к тебе, схватил за плечи, вздёрнул вверх, наколдовал впопыхах воды, вышла солёная, сам не знал, что так могу, а ты сказал:

— Я не отдам вам власть над Ирвином, потому что в том виде, что вы знаете, у меня её никогда и не было. Это у Ирвина надо мной власть, а не наоборот. Это мне плохо, когда он вдали, а не ему. А как человек, я вас к нему не подпущу тем более, понимаете. Вот эта стенка, сквозь которую вы пытаетесь пробиться, — она не убирается после смерти, — ты улыбался, всё лицо в морской воде, и я подумал: я тебя совсем не знаю.

Твой опекун сказал:

— Так вот как, значит.

Я не помнила, чтобы Ирвин раньше так орал. Мы собрались все вместе в старой спальне Шандора: я, Яна, даже Илвес подтянулся и сидел теперь на подоконнике в обнимку с цветочным горшком. Из новых здесь был как раз только Ирвин, но ему было всё равно, что кто-то смотрит.

— Ты!

— Я?

— Как ты смел ничего мне не сказать?

— Не сказать чего именно?

— Ты сам знаешь чего! — Ирвин всё-таки заглядывался. Его трясло. Он, кажется, только сейчас разглядел тёмно-серые, почти чёрные, грубые камни стен. — Почему мы не дома? Я хочу домой.

— Из дворца сложно перемещаться без крайней нужды.

— Ты же ко мне перемещался всё это время!

— Тогда ещё никто не знал, что ты у меня есть, — Шандор пожал плечами, — ну кроме Илвеса и твоей сестры. Теперь все знают и барьеры попрочней.

— А ты не мог меня сюда не тащить?

— Ты же сам просился.

— А ты не мог хоть слово рассказать?

Шандор качал головой. Если бы мы были дома, я силой бы толкнула его лечь, но тут был Илвес, перед которым Шандор вечно выпендривался, и была Яна, перед которой проявлять слабость было стыдно. Кажется, мы впервые собрались все вместе с тех пор, как сдвинулся мир и Катрин ушла.

— Я запрещаю тебе за меня страдать, — сказал Ирвин, и губы у него дрожали, — я запрещаю тебе, слышишь меня, нет? И что это была за связь, из-за которой тебе плохо, раз я далеко? Почему ты меня даже не спрашивал?

— Взрослые отвечают за детей, а не наоборот.

Ирвин с силой прижал к лицу ладони, как всегда делал, когда пытался не заплакать.

— Это неправильно.

— Про взрослых?

— Про тебя. Почему этот вообще имеет над тобой такую власть?

— Потому что когда-то я попытался его уничтожить и не преуспел. Обычно опекун теряет силу, когда его воспитанник в неё входит. В нашем случае сделалось иначе.

— Да в вашем случае всё пошло иначе, — бросила Яна. Она наверняка переволновалась днём и от этого была злее, чем обычно. С Ирвином они даже не обнялись — Яна сидела отстранённая, всё ещё в чёрном, на другой стороне подоконника от Илвеса. Болтала ступнёй, как Катрин когда-то. — И правда, братец, почему Шандору просто не шваркнуть человека об пол, и дело с концом?

— Потому что дворец и Арчибальд — уже одно, — Шандор вёл этот спор не раз и не два и не замечал, что Яна спрашивает в насмешку, не всерьёз, — и потому, что отвечать болью на боль — это его решение, не моё. Я не хочу. Это бы значило стать таким же.

Я вклинилась, хотя наизусть уже знала, что Шандор ответит:

— Поэтому ты решил терпеть?

— Поэтому я буду терпеть, пока он не поймёт.

— А если он никогда не поймёт?

— А вот для этого нужен Ирвин.

— Для чего я нужен? — Ирвин смотрел даже не зло, скорее изумлённо. — Ты снова мне наврёшь? Ты врал всегда?..

Ирвин так хотел, чтобы Шандор сказал «нет», что даже я расслышала мольбу. «Убеди меня, что не врал, прижми к груди, верни обратно в тот мир, где ты — точно за меня».

— Не врал. — Шандор сидел у кровати на полу, и на его лицо падала тень. — Но многого не говорил. Так нужно было.

— Кому нужно?

— Тебе, в первую очередь.

— Да как ты можешь знать, что там мне нужно, если не спрашивал? Мне нужно, чтоб ты за меня подвергался допросам, или что?

— Милый мой, если б Шандор за тебя не подвергался, ты рос бы здесь, и, уж поверь, тебе бы это не понравилось.

Иногда мне казалось, что Яну я не видела сто тысяч лет. Мне было легче — я была в лесах, мы все были в лесах, такие странные. Мы сбежали от Арчибальда и фактически несли его же ценности. Покой, порядок. Не обязательно заставлять людей кружить по лесу несколько часов, можно минутами. Не обязательно никого, к примеру, есть. Я балансировала, конечно, как и Шандор, на две стороны, «девчонка Арчибальда», «из лесных» — и там и там меня сторонились, но всё-таки слушались — и всё это было в тысячу раз легче, чем Яне день ото дня просыпаться во дворце и понимать, что ничего не изменилось. А дворцу нужен кто-то королевской крови, а Ирвин — маг, а Яна — не совсем. Шандор таскал ей всякие отварчики и иногда даже умудрялся рассмешить, но Ирвину он подарил незнание, а Яне — нет. Ирвин ведь до последнего момента, до встречи с Илвесом или до нынешнего дня, упорно был уверен, что