– Ты не умничай, расписной, – вяло огрызнулсяохранник. – А то водичку-то отыму…

Разлили по кружкам, выпили, дали не способномусамостоятельно передвигаться Доценту. Прислушались к ощущениям в организме и,судя по одинаковому выражению на лицах, не обнаружили признаков чего-тонеобычного. Осушили по второй.

– Мясом пахнет, бля буду… – втянув воздух расширенныминоздрями, заявил Браток.

Он вытащил из сумки, окончательно после этого опустевшей, газетныйсверток, от которого и в самом деле шибануло по всему бараку приятнейшимароматом вареного мяса, так что согласно павловскому рефлексу слюна пошлапотоком.

Зашуршала газета, покрытая жирными пятнами. Кто-то тихо,непроизвольно выругался.

В общем, завтрак как две капли воды походил на ободранного,выпотрошенного и обезглавленного кролика, которого сварили целиком до полнойготовности – вот только у этого кролика имелся нетронутый хвост. Судя по длинеи слипшейся серо-белой шерсти, принадлежать он мог исключительно кошке и никомудругому.

Браток стоял с вареной тушкой в руке. С нее бесшумноотваливались и падали на пол кольца разваренного лука.

– С лучком, с перчиком, с морковочкой! –прокомментировал эсэсовец. – Сам бы ел, да должностью не вышел. Чегостоите, гости дорогие? Наворачивайте! А то… Забыли насчет сортира?

– А! – с наигранной бесшабашностью воскликнул Синийпосреди томительной тишины. – И не такое жрать приходилось. Не хужекролика, в конце-то концов…

Он поднялся, отобрал у Братка белую тушку, решительноотломал мясистую заднюю лапу, сел на нары и принялся жевать за обе щеки –похоже, и в самом деле без особых внутренних препятствий. Пробурчал с набитымртом, косясь на стоявшую в дверях троицу:

– Нифево, что я кофти на пол плюю?

– Ничего, соколик. Лишь бы не сблевал, а то – извини…

– Ну уж хрен, – заверил Синий. – Буду я добруюхаванинку наружу пускать… Давайте, орлы, наворачивайте. Кролик, он и естькролик.

Удивительно, но первым за своей долей потянулся Борман. Какуж он там управлялся, Вадим не видел, собравшись внутренне, передал кусокДоценту, поднес свой ко рту. Пахло совершеннейшим кроликом, ничего противного.Запустил зубы в мясо, оторвал кусок и, полупрожевав, проглотил.

Могло быть и хуже. В желудок прошло нормально и улеглосьтам, не выказывая желания попроситься наружу. Главное было – не смотреть в тусторону, где на газетке красовался хвост. Все остальные, судя по звукам, тожевтянулись, жевали, глотали, не слышно было пока что ни единого звука,свидетельствовавшего бы, что кто-то оплошал.

– Я в деревне сусликов ел, – сообщил Эмиль впространство. – Ничего, если прожарить и с черемшой.

– А я что говорю? – поддержал Синий. – Тут крысжрать доводилось. Вообще, если прикинуть, самое поганое животное – это свинья.Мечет всякую дрянь. Однако ж мы свининку за обе щеки хаваем…

– А чего я в Таиланде лопал, вы б знали… – Браток, уловивобщее настроение, старался не ударить в грязь лицом. – И в Индонезии… Ох,я там оттянулся. Есть у них остров Бали, слышали? Вот мы с пацанами, где ниувидим это «Бали» ихними буквами, тут же к нему спереди «Е» приписываем.Местные ни хера просечь не могут, а мы от хохота клонимся…

Даже сумрачный Борман подал голос, сообщив, что лично он вИспании отпробовал бычьи яйца под каким-то соусом – и ничего, не помер.

– Пищевой консерватизм, в общем, совершеннонеуместен, – слабым голосом завершил Доцент. – Вот человечину,конечно, я бы есть отказался…

Короче говоря, все шло совершенно вопреки расчетамохранников – что недвусмысленно отражалось на их поскучневших рожах. И все жеони не спешили покинуть место действия, торчали в проеме, покуривали, один то идело смотрел на часы. Вполне возможно, сюрпризы на этом и не кончились – имдавно бы следовало убраться восвояси, не словив ожидаемого кайфа…

– Герр эсэсман, разрешите обратиться? – почти веселоспросил Синий. – У вас, часом, еще кролика не найдется? Оголодалималость на казенных харчах…

– Будет тебе и кролик, и какава… – рассеянно отозвалсяэсэсовец, уже не отводя взгляда от часов.

Э т о подступило без всяких предварительныхсимптомов и неприятных ощущений.

Только что Вадим сидел на нарах, старательно выбирая изпоследней полупустой пачки сигаретку получше, – и вдруг в мгновение окапод ним стало мокро. Он вскочил – по ногам уже текло вовсю, – сталрастерянно озираться, как будто причина была не в нем, а в окружающем. Инаконец осознал происходящее во всей неприглядности.

Эсэсовцы ржали так, что с потолка, казалось, вот-вотобрушится штукатурка, Василюк от них не отставал. Сзади, на нарах, прямо-такивзвыл Доцент, сгоряча попытавшийся вскочить, забыв о ране.

Тут как раз начал ощущаться запашок – воняло, признаться,немилосердно. Все еще не справившись с растерянностью, они нелепо, неуклюжетоптались возле нар, а понос никак не унимался, штаны, казалось, промоклинасквозь, на пол уже вовсю текло и капало.

– Вода? – прорычал Синий, переступая с ноги на ногу,будто дрессированный медведь.

– Она, родимая, – охотно просветил верзила, похрюкиваяот избытка чувств и смахивая слезы. – Аш-два-о плюс современная химия изаптечки фрейлейн Маргариты… Ребятки, о вас же заботимся, что вы, как дикари…Никогда не слышали про такую методику – удаление шлаков из организма? Все шлакис дерьмом выходят, точно вам говорю, у фрейлейн медицинское образование, ужона-то знает лучше… Ну забыл я, забыл вас предупредить, чтобы заблаговременноскинули штаны. И без вас забот полон рот, серьезными делами заворачиваем…

У Вадима осталось впечатление, что этот тип гораздо умнее,чем кажется, лишь прячется за личину тупого хама. То, что он собственноручно смахнулбензопилой голову бедняге Красавчику, такой версии ничуть не противоречило.

Правда, некогда было думать и строить версии. Нужно былочто-то делать, вот только что? Извержение вулкана явно шло на убыль, но дофинала пока что далеко…

Как ни удивительно, первым сориентировался Браток. Покаостальные топтались в такт Синему, словно целое стадо цыганских медведейпрошлых времен, он быстренько скинул ботинки, штаны, сграбастал с нарпринадлежавшую покойному Красавчику простыню и принялся вытираться, матерясьсквозь зубы, то и дело заглядывая себе за спину. Троица в дверях помирала отхохота.

Вадим оглянулся, но не смог определить в растерянности, гдепостели живых, а где – покойников. Схватил свою собственную простыню с тощегоматрасика – в конце концов, не до роскоши, – стал обтирать ноги.Остальные, шипя и ругаясь, последовали его примеру.

– Еще кто-нибудь водички хочет? – отсмеявшись, спросилверзила. – Вроде бы осталось полбутылки… Точно.

Его любезное предложение дружно проигнорировали, возясь спростынями. Испачканные штаны там и сям валялись на полу. Один Доцентбеспомощно лежал в дерьме, ругаясь от бессильной злобы, – пытаясь скинутьштаны, непременно бы растревожил рану.