не были рельефны. Не оставляя оттиск на выпуклости взгляда, они секундно сглаживались и уплощались до серого пятна, пустого впечатления.

— «Что ещё за пйсы?»— сухо спросил Хренус.

— «Мы̀, вы̀, всѐ — пйсы, пйсы, пйсы»— протокольно ответил говоривший. Хренус отметил про себя необычную волнообразную интонацию, проходившую сквозь речь этого пса. Она как бы проворачивалась штопором в сердцевине каждого произнесённого слова.

— «Псы?»-

— «Дааа, пйсы, пйсы, пйсы. У̀ нас, в у̀езде Вѝльяндимаа, все со̀баки так го̀ворят, го̀ворят, го̀ворят»— (Повторения мёртвой записи)

— «Ладно, неважно»— Хренус поморщился, и на секунду показалось, будто бы он снова перевернулся в свою прошлую ипостась — «Что надо?»-

— «Кто̀ из ва̀с Хрѐнус, Хрѐнус, Хрѐнус?»-

— «Допустим, я»-

— «Хрѐнус, Я — Плы̀вущий-по̀-Течѐнию. Мы все прѝшли, прѝшли, прѝшли…»— с каждым произнесённым словом пёс как будто удалялся прочь — «Чтобы прѝсоединит’ся к тво̀ему дѐйству… дѐйству… дѐйству»-

— «Почему, интересно, у вас возникло такое желание?»— съязвил Хренус.

— «Мы мно̀го слыша̀ли о тво̀их дѐлах, дѐлах, дѐлах… о тѐбе, тѐбе, тѐбе»-

Слушая эти высказывания, Хренус всё ощутимее чувствовал, что многие псы бы посчитали за счастье услышать подобное, да и для него это долгое время было одним из сильнейших желаний: желание подобострастного подчинения ему десятков псов. Он вспомнил, как его раздражала строптивость других, как ему приходилось бесконечно делать уступки и терпеть нелицеприятные действия, отгнившие качества её членов. Всю жизнь ему казалось, что все только и делают, что мешают ему, но теперь одна из самых патологически дегенеративных тягот, казалось, разгладилась.

Однако сейчас его лапы не радовались принятию желанного — столь позднее его появление превратило орден в косую гримасу, безвкусное вливание в озимые вены. Серый Пёс отрёкся от всех желаний. Они бились, как замурованный в подпол узник, обречённый на забвение. Он истерично кричит, сбивает кулаки в кровь, но до жилых комнат доходят лишь глухие шуршащие отзвуки.

Однако в самом факте этого получения Серый Пёс увидел некую иронию.

— «Так… значит ли это, что вы выбираете меня вожаком?»-

Плывущий-по-Течению кивнул.

— «Лидером?»— интонация Хренуса напряглась.

Плывущий-по-Течению опять кивнул.

— «Распределителем душ? Приказчиком последней воли? Самовлюблённым самоудром? Тираном, с лап которого падают слёзы? Тем, кто сбросит вас в небеса и возвысит в пропасти? Тем, ради кого вы будете разлагаться на обочинах дорог? Тем, ради кого вы опуститесь в руины самых жутких рубищ позора, грязи, порока?»— Хренус уже оглушительно лаял. Его глаза закатились от упоения выцветшей радостью.

Плывущий-по-Течению выглядел несколько смятым и сконфуженным, но ответ его не изменился:

— «Да̀»-

— «Так, так, так, так, так, так, так, так»— Хренус забегал по арене Точки — «Вот как оно выходит… значит, значит… Смотри! Я повторяю слова так же, как и ты, мы уже почти одно, мы — серые бригады! Наша обочинная ярость, ярость отверженных — даже если вы не были ими до этого момента, то точно стали, связавшись со мной, — будет распространяться как дорожный ветер, несущий мусор по теням. Мы наводним все свалки городов, и заплёванные улицы будут склоняться перед нами, короны домов падут и все лестницы сокровищ, где на каждом шагу таится всё то, что только может пожелать душа пса, расколются, а мы будем собирать их черепки. Я дарю вам ключи от пылевых замков, моя армия!»-

— «Хренусь, ты просто нисьтозесство, просто ссань и срань!»— петушиный крик попрошайки в вагоне — «Будь ты проклять!»-

Хренус, опустив голову, обратил зловещий взгляд в сторону Старого Пса:

— «Ааааа, дегенерат старый… Ты ведь знаешь, почему всё так произошло. Ты знаешь, что вы, будучи абсолютно неспособными на самостоятельное действие, прилипли ко мне, как ком грязного снега. Но при этом вы имели наглость винить меня в своём беспуствии.

Меня!

Меня!

Вот, раз вы связались со мной, то и пожинаете теперь бурю»-

— «Смотри»— Хренус обернулся к одному из серых псов — «Ты, как тебя зовут?»-

— «Леман»-

— «Хорошо. Леман, ты пробовал читать стихи?»-

— Пауза-

— «Попробуй»-

Хренус повернулся к другому псу:

— «И ты тоже. Быстро!»-

Псы замялись; они поглядывали на Плывущего-по-Течению в поисках то ли помощи, то ли подсказки. Хренус заметил их нерешительность и злобно гавкнул с нажимом:

— «Сказал читаем стихи, значит, читаем стихи!»-

— «Сумка, как у бродяги пизда!»— наконец крякнул Леман.

— «Дебил, это, наоборот, говорится, что пизда, как у бродяги сумка!»— набросился на него другой пёс.

— «Не мешай мне читат, придурок!»-

— «Это вообще не стихи, то, что ты говориш!»-

На фоне дерущихся, облитых кровью Мочегона и Шишкаря, эта декламация выглядела потусторонне гротескно. Впрочем, ситуация приобрела такой оборот, что могло произойти всё, что угодно.

«Какие же ничтожества»— подумал Хренус.

— «Kа̀aaaaos»— протянул Плывущий-по-Течению.

Сдавленный визг из ложбины был последним напоминанием о Шишкаре. Мочегон одержал тяжёлую победу на фундаменте тела Чёрного Пса. Он лишился одного глаза, вся его шерсть была камуфлирована диссонирующими кровавыми пятнами. Но горн ярости ещё клокотал, несмотря на разрушение облочки: окутанный смогом словотворческих реплик Белый Пёс со сдавленным рыком пополз по направлению к Хренусу.

— «Разберитесь»— обрубчато приказал Хренус.

Перелицованные непритязательным цветом псы ринулись в ложбину. Мочегон всхрапнул, нанося первые удары, но его истерзанная мощь была неравносильна грязной волне собачьих тел. За секунды ему разорвали горло, перегрызли позвоночник, выдрали кишки из живота. Белый Пёс превратился из целого в частное, груду органических деталей, хаотически рассредоточенных по ложбине. Куски его внутренностей попали и на шляпу Шишкаря, которая закрывала поймавшие частоту высвобождения глаза.

— «Так, с этими понятно»— Хренус повернулся к Жлобу — «А ты проваливай — сам сдохнешь, не буду на тебя даже времени тратить»-

Коричневый Пёс некоторое время стоял неподвижно, а затем сорвался в скулёж и рыдания, будучи не в силах выносить нелепую жестокость произошедших событий.

— «Ладно, давайте к делу. К тому, к чему шла вся эта история. За мной»-

— «Ты стал Калигулой, Хренус»— вкрадчиво произнёс Казанова в спину Серому Псу. Его морда была сосредоточена и серьёзна.

— «Я? Нисколько. У Калигулы хотя бы была Луна»— ответил горечью Хренус — «У меня же ничего нет»-

Серый Пёс несколько удивился тому, что Казанова полностью выпал из его обзора — он не принадлежал контексту, он был голосом, доносящимся из-за сцены, в нём не было ощущения участия.

Всё же это были лишь заметки на полях — он уже решительно двинулся по направлению к полю, а за ним потекли мучительно-вытянутые фигуры псов. Он уже знал, что за его восточной границей, там, где наблюдалось странное искажение воздуха, и лежит его цель.

Тело, налившееся злой силой, стало вдруг таким бодрым, пружинистым, мускульно-натянутым, что Хренусу впору было удивится здоровому ощущению, царившему внутри.

Уже начиналось утро и в небе была видна