Он тихо, чтобы не тревожить засыпающих товарищей, рассмеялся. За короткое время моего знакомства с миром я уже успела заметить, что у большинства людей волосы длинные, минимум, до плеч, а у некоторых коса чуть ли не до пояса. Даже у мужчин. Либо голова наголо бритая. Лишь у Эйдана была привычная для меня простая прическа. Он протянул руку и легонько нажал на позвонок у основания моей шеи.

– Это рубеж, раздел между простыми людьми и благородными. Потому что только знатный человек имеет право казнить себя своими руками и собственным мечом. У всех остальных при наклоне головы должна обнажаться шея. Рабов бреют наголо. Воины в знак того, что отдают себя государству, бреют часть головы. Обычно виски и затылок. И они, кстати, вне зависимости от происхождения имеют право носить длинные волосы, потому что владеют мечом.

– Выходит, Рималь не воин? Кто он?

Эйдан нахмурился и нехотя процедил:

– Он принадлежит Тахиру.

– Он раб?

Эйдан потер лицо ладонями, явно подбирая слова:

– Рималь убил отца Ирдасов, и теперь Тахир должен убить его. Долг крови. Это все, что я могу рассказать.

– Я не понимаю…

Молчаливый мальчишка с вечной улыбкой убил кого-то?

– А Талиса? – все пыталась уложить услышанное в своей голове. Я же видела, как Тахир заботится о Римале. Обучает его. Да он его почти ни на шаг от себя не отпускает. Да и не замечала, чтобы Талиса хоть как-то выражала ненависть к мальчишке. Только снисходительное добродушие. Она, похоже, не любит меня, хотя я ничего плохого ей не сделала.

– Ну, это Тахир, а не Талиса, дал клятву крови на родовом камне найти и казнить убийцу отца.

Я прутом пошевелила тлеющие угли костра. Как же долго мне до понимания этого мира! Тахир учит делать стрелы убийцу своего отца. Надо же! Потом укоризненно взглянула на Эйдана:

– Ты не только не ответил на мой вопрос, но еще и подарил мне охапку новых.

Он усмехнулся и шутливо развел руками:

– Так всегда бывает, когда ковыряешься в чужой душе. Иди спать.

– Бесенок куда-то убежал. – Я тянула время, пытаясь понять, уснул Джантар уже или нет.

Тахир сказал, что при установке связи питомец обычно сразу отзывается на имя. Это как дышать, как собственной рукой пользоваться. Если бы не сутки в стае ирлисов, я бы начала сомневаться, что связь и вовсе есть.

– А что ему тут сделается? – спокойно пожал плечами Эйдан. – Вот после Тумана нужно будет посадить его на поводок, если не научишься держать в узде. Там край свихнувшихся зверей, Беса мигом разорвут. Иди, ты же едва держишься.

Я подошла к своему одеялу, оттащила его подальше от спящего Джантара, улеглась и моментально вырубилась.

***

Эйдан подбросил сухих веток в тлеющий костер. Вскоре по веткам побежало пламя, с радостью пожирая податливую добычу.

Он легко привык к Николь.

Это остальные знали Акину уже взрослой самостоятельной женщиной. И в Николь видели лишь юную версию погибшей: благодаря телу, созданному безупречным и идеальным по вполне понятным причинам, и благодаря поведению Николь, непосредственному, наивному.

И только Эйдан знал, что Акина никогда не была такой. Злобная, расчетливая, острая – девчонка, идущая по головам.

Ее из приграничного городка переправили к двоюродной бабке в столицу, после того как родители и брат-близнец сгинули во время очередного набега. Так по соседству с Эйданом и оказалась эта отчаянная пацанка, с малолетства бегающая с мальчишками по дворам. Раненый в детстве ребенок, который шипами и бравадой скрывал свои шрамы. Лишь Эйдан знал ее насквозь и принимал всю эту колючую взрывную смесь девушки целиком. Акина выгрызала себе место под солнцем, беря лучшее, что только подворачивалось под руку. Вначале был Эйдан, сын кузнеца, самый сильный в квартале. Потом Джантар, самый лучший в академии. Обычно у таких стремительных хищниц путь по мужчинам длиннее, но Акине повезло – она сразу сорвала куш. Выбрала, а потом неистово влюбилась в Джантара. Именно в таком порядке. И даже эту черту Эйдан очень любил в Акине. Лишенный амбиций и желания воевать, он восхищался пробивной силой подруги.

Акина с Талисой потому и сдружилась, что обе одинаково смотрели на мир – как на арену, где идет непрерывный бой. И обе получали наслаждение от схваток. Реальных или ими же придуманных.

Эйдан задумчиво взглянул в сторону спящей Талисы. После смерти Акины с ней у него началась иная дружба. Никто и не знал, сколько злых ночей провела в постели Эйдана Талиса, когда прибегала зализывать очередное поражение. Секс, ничего другого. Вот только он был совсем не против…

Дорога едва угадывалась, словно давно отчаялась быть собой и сдала позиции перед наступающей природой. Бесконечные холмы и склоны, поросшие увядшей травой. Нагромождения обветренных скал и потрескавшихся камней. Край выглядел неприкрыто брошенным. Видимо, матушка-природа так и не захотела навести здесь свой порядок, оставив землю на растерзание ветру и сорнякам.

Слева показалось скопление руин. Молчаливыми истуканами возвышались над заброшенной землей высокие белые камни.

– Что там? – спросила я у Джантара, идущего со мной в ногу.

– Развалины древнего храма. – Хриплый голос отозвался внутри теплым эхом.

И снова этот невозможный взгляд темных глаз, от которого сбивалось дыхание. Утром я обнаружила, что сплю, прижавшись к его теплому телу.

– Можно я посмотрю?

– Давай, – кивнул он и, бросив поводья Эйдану, пошел сквозь высокую траву вслед за мной.

– Это храм вашего бога Дракона? – спросила я, дотронувшись до одной из уцелевших белых колонн.

– Нет, наши храмы из красного и черного камня.

Я споткнулась о валун, полускрытый в сухой траве, и чуть не упала. Потревоженный камень вылез, обнажая тонкую резьбу на одном из боков. Руками сорвала налипшую траву и въевшиеся корни: на обломке барельефа угадывалась женщина с закрытыми глазами и очень добрым лицом. У нее на коленях свернулся кольцами дракон. Она словно гладила его своими большими ладонями. От изображения шло необъяснимое умиротворение

Джантар стоял за спиной и разглядывал кусок разрушенного храма вместе со мной.

Я провела пальцами по почти стертым линиям, отряхнула руки и спросила:

– Почему ты думаешь, что это именно храм?

– Все знают, что в Белых землях все еще встречаются развалины храмов забытого культа.

– Чей это культ?

– Никто уже и не помнит.

Какая-то мысль мелькнула в моей голове, но исчезла прежде чем я успела поймать ее за хвост. А потом вдруг вспомнила другое: белый котенок из камня – фигурка, которую я купила на рынке. Кажется, это был точно такой же материал, что я сейчас очищала от травы. Совершенно не помню, куда подевалась фигурка с рынка. Наверно, со всеми вещами у травниц осталась.