И Арина слушала, и ей было смешно и жалко носорогов, исолнце постепенно уходило за тучи, и вода становилась все темнее и темнее, ибыло ясно, что сейчас пойдет снег, и ей было уютно в теплой куртке, и самыйлучший человек на свете держал ее за руку, и они шли вдоль моря, и это было такхорошо, просто замечательно!..

Ну да, конечно. Она ничего не может сделать, она должнавернуться, потому что самый лучший человек на свете станет искать ее и ненайдет, а так не бывает!.. Если уж суждено встретиться, значит, они встретятся,значит, она не может просто так взять и уйти, оставив собственное телобесхозным и никому не нужным!

И она вернулась окончательно, а вернувшись, почувствовала туже боль, и тот же страх, и то же отчаяние, и ужас, и…

…и Хохлов залпом проглотил виски и подцепил шпротину избанки. Очень старался не капнуть маслом, но все-таки капнул, и на белом столеосталось желтое пятно. Хохлов стыдливо подвинул стакан так, чтобы пятна не быловидно.

Ольга ходила из угла в угол уютной и веселой кухни. УПилюгиных была уютная и веселая кухня.

– Выпей, – сказал ей Хохлов.

Она машинально подошла и так же, как он, залпом проглотилависки. И снова стала ходить.

– Как в сугробе могла оказаться пепельница? Мить, ну как?!Димон не мог взять эту чертову русалку и пойти с ней провожать Кузю! И потомстукнуть его по голове так, чтобы тот умер!

– Не мог, – согласился Хохлов. – Только давай сначала. Что унас есть?

Белый лист бумаги, совершенно чистый, опять лежал перед ним,и Хохлов боялся этого листа, боялся, что на нем придется что-то писать, и этоневедомое «что-то» приведет к тому, что Димон убил Кузю!..

– Первое. Кузя не давал Димону работать. Он зам по науке, ивсе коммерческие договоры проходят через него. Он должен их визировать.Правильно я понял?

Ольга печально посмотрела на него и кивнула.

– Хорошо. Кузя кого угодно мог довести до инфаркта своимбухтением и идиотскими приставаниями. Это два. Или это не два?

Ольга пожала плечами, и Хохлов все-таки записал пунктом дваскверный Кузин характер.

– Вчера они даже здесь намеревались набить друг другу морду,– продолжал Хохлов, – и уже было начали, но я их остановил. Это три. Ты,кстати, ментам об этом не говорила?

– Митя, я же не сумасшедшая!

– Выходит, три пункта.

Ольга остановилась прямо напротив него и вдруг крикнула:

– Да! Это три! И все против Димона! Все!

– Естественно, – согласился Хохлов и посмотрел на список изтрех пунктов. – Оль, но это и все! Больше-то ничего нет! О том, что онипытались подраться еще здесь, менты не знают.

– А пепельница?!

– Точно. Я забыл. – И Хохлов дописал пепельницу пунктом четвертым.

– И еще соседка видела, как они подрались у подъезда и Кузяупал!

– Да, – согласился Хохлов и дописал еще один пункт.

Все пункты обвинения, собранные вместе, выгляделивнушительно.

Ольга перестала ходить и села напротив, зажав ладони междуколенями. Плечи у нее сгорбились, и лицо было серым, и Хохлов вдруг подумал,что она совсем не так молода, как ему всегда казалось. Тридцать семь? Тридцатьвосемь?..

Оказывается, у нее есть морщины, и под глазами черно, и губысложены как-то по-старушечьи.

– Так, – он заговорил громко и быстро, чтобы отделаться отмысли, что Ольга уже почти старуха. – Суть не в том, что у нас есть противнего. Суть в том, что мы должны найти что-то за него. Димон не мог убить Кузю,и значит, мы должны поставить на этом точку. Не мог, и все тут.

– И что из этого следует?

– Что его убил кто-то другой.

– Митя, это и так понятно, – почти простонала Ольга. –Подумаешь, логический вывод!..

– Ну, какой есть, – сказал Хохлов. – Значит, так. Хулиганови гопников мы исключаем.

– Почему?

– У вас двор охраняется. Камеры где стоят?

– Вдоль забора.

– А у подъездов?

– Нет у подъездов камер. Правление решило, что это слишкомдорого, еще и у подъездов ставить камеры!

– Хорошо. Но если бы кто-нибудь лез через забор, охранник быэто увидел, так или не так?!

Ольга немного подумала.

– Ну… логично. А свои?

– Сколько у вас в подъезде квартир?

– Шестнадцать.

– Ты знаешь всех соседей?

– Ну, конечно!

– У вас есть алкоголики, бандиты, уголовники и тунеядцы?

– Мить, ну что ты несешь? Откуда?

– Значит, нет, правильно я понимаю? То есть здесь живутболее или менее добропорядочные граждане, которые за свои кровные купили в этомдоме квартиры, и у них нет проблем, где найти полтинник, чтобы залить глазаводярой! Больше полтинника у Кузи отродясь не водилось! Кому из добропорядочныхграждан могло понадобиться темной ночью в собственном дворе прикончить Кузю?!Он здесь даже не жил! Речи ни перед кем, кроме Димона, не произносил,следовательно, за политические взгляды, занудство и маразм ваши соседи не моглиего прикончить! Да или нет?

– Ну… да. Скорее всего.

– Вот именно. Слишком невероятно, чтобы у него был какой-товраг, который по совместительству еще и местный житель. Значит, хулиганствоисключается, и соседи… почти исключаются. Кто остается?

– Никого не остается, – мрачно сказала Ольга. – ОстаетсяДимон, которому Кузя мешал жить и который дал ему в ухо!

– А помнишь, Димон ему на третьем курсе на картошке тоже вухо дал? – вдруг спросил Хохлов. – Кузя чего-то разгулялся, мы тогда в деревнюна дискотеку ходили, и стал к тебе приставать!

– Кузя? – не поверила Ольга. – Ко мне?

– Ну, не в прямом смысле, а в том, что, мол, все бабы глупеемужиков, и ни одна корова – он так тогда называл девчонок – ни фига не смыслитв матанализе! А ты отличница была! Неужели не помнишь?

– Нет, – светлея лицом, сказала Ольга, и Хохлов вдруг соблегчением понял, что она еще молодая, совсем молодая, просто у нее беда, иименно эту беду вместо ее лица он видел и ужасался. – Ты представляешь, совсемне помню.

– А Димон ему сразу в дыню!

Они помолчали, вспоминая.

– У Кузи и тогда денег не было, – Ольга улыбнулась. – Он уменя три рубля занял, когда на Восьмое марта Катьке-заразе гвоздики покупал. Датак с тех пор и не отдал.