– Слушай, – Бабкин неуклюже поднялся с кресла исделал шаг к Бонду, – подсоби, будь другом: надо бы стульев принести. Изкухни, там, или еще откуда.

Прежде чем ответить, парень помолчал пару секунд, изучаянепонятного толстяка, глыбой нависшего над ним, но потом решился:

– Пойдемте, из столовой принесем. Действительно, всестоят, как памятники…

Он не договорил, но Бабкина позабавило сходство ихассоциаций. Не торопясь он вышел за парнем из гостиной и свернул в длинныйкоридор.

– Меня, кстати, Сергеем зовут, – негромко напомнилон о себе, когда они дошли до столовой. Парень встрепенулся:

– А меня Жорой. – И пожал Бабкину руку. –Извините, я со всеми этими делами даже не представился.

Бабкин неопределенно махнул рукой – дело, мол, обычное,убийство на всех так действует. Вместо того чтобы взять стулья и перенести вгостиную, Жора сел и потер лоб рукой.

– Черт, никак в себя не приду. – Он помоталголовой, точь-в-точь как недавно рыжая кобылка. – Утром с Илонкой болтали,а через час…

– Ее нашли вы?

– Нет, метрдотель наша закричала как резаная, и яприбежал. А она в кресле лежит… – На лице Жоры явственно отразилосьвоспоминание о том, что он увидел.

– Не понял, кто это – метрдотель?

– Та бабулька с седыми волосами. Она в доме за всю едуотвечает, вот и зовем ее метрдотелем. По-хорошему, надо бы ее кухаркойназывать, только вот ей не понравится.

– Хорошо, когда для тебя еду готовят, – протянулБабкин, присев наискось от Жоры. – У вас ведь семья большая.

– У них, – поправил его парень. – Я-то, ксожалению, не семья. – Он усмехнулся, но ухмылка получиласьнеестественная. – Я, так сказать, золотая рыбка. Которая на посылках.

«А старуха у нас, значит, госпожа Гольц, – хмыкнул просебя Бабкин. – Любопытное распределение ролей». А Жора продолжал, необращая на него внимания:

– Семья тут состоит из двух человек – из ЕвгенииГенриховны и нашего маленького Эдика. А все остальные – так сказать,обслуживающий персонал.

– Опять не понял, – помотал головой Бабкин. –Вот женщина, рыжая такая, и ее муж – они разве не родственники? И еще одна, счерными волосами, помладше. Мне показалось, она родня хозяйки.

Жора помолчал немного, разглядывая свои ногти (с маникюром,как отметил Бабкин), потом тоном легкого превосходства протянул:

– Понимаете, Сергей, жизнь наша так устроена, чтоформально можно быть в родстве, а фактически… А фактически – удовлетворятьчьи-то потребности. И терпеть вас будут только в том случае, если вы хорошо ихудовлетворяете. Если же плохо – попросят вон в любой момент. А это, по-моему, иесть главный признак обслуживающего персонала.

«Самоуверенный дурак, – поставил диагноз Бабкин. –Причем со склонностью к заумствованию. Будет трепаться до посинения обо всех изабудет, как меня зовут, к концу своего монолога. Ну что ж, это и хорошо –пускай поет». Только Сергей открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, как Жорапрекратил рассматривать свои ногти, перевел на него глаза и неожиданно спросил:

– Ну что, господин детектив, понесем стулья страждущимили вы еще не все узнали?

…Спустя полчаса в кабинете Евгении Генриховны Сергейговорил:

– Собственно говоря, что вы ожидаете от меня услышать?Кроме того, что ваш секретарь отличается редкостной проницательностью, я вампока ничего сообщить не могу. Да и то не исключаю, что информацию он получил отвас.

– Нет, – отмела его предположение хозяйка, –Мальчику я, разумеется, ничего не говорила. Да и дело вовсе не в том… просто…Видите ли, поскольку известно, кто убил Илону, ваше присутствие было нужнововсе не затем, чтобы подозревать кого-то из домашних.

Слегка опешив, Сергей уставился на Евгению Генриховну во всеглаза. Лицо у нее было бледное, губы стянулись в тонкую красную ниточку, новпечатления невменяемой женщины она вовсе не производила. Скорее даже наоборот– Бабкин готов был поклясться, что госпожа Гольц принадлежит к той категориилюдей, которых опасность заставляет мобилизовать все силы. Бизнес-вумен, однимсловом. К таким женщинам Бабкин относился настороженно, видя в нихисключительно заказчиков и партнеров, но никак не подруг жизни настоящегомужчины. Нет, женщина-подруга должна быть существом нежным, мягким, а послеубийства, совершенного в ее доме, она должна утирать тонким платочком слезы иговорить прерывающимся голоском. Однако голос Евгении Генриховны не только непрерывался – в нем вообще не было слышно ни малейшего сомнения. «Известно, ктоубил Илону»… Хм…

– Я вас правильно понял? – осторожно уточнилон. – Вы знаете, кто убил девушку?

– Разумеется, знаю, – раздраженно отозваласьЕвгения Генриховна.

– Простите мое нескромное любопытство, но зачем тогдавам нужен я?

Госпожа Гольц пристально посмотрела на Бабкина темными,почти черными глазами, и он почувствовал некоторое замешательство. Черт, ну неумеет он с такими бабами работать! Вот с мужиками – любыми – за пять минутнаходит общий язык, а с такими… «Пускай Бегемота посылают, онобаятельный», – не к месту всплыла у него в голове цитата, и он недобрымсловом помянул Макара.

– Ваш сарказм неуместен, – наконец сухопроговорила Евгения Генриховна. – Я сейчас изложу вам все обстоятельства,а вы ответите мне на некоторые вопросы.

Через пятнадцать минут, закончив записывать, Бабкинпостарался осмыслить ситуацию. Итак, мы имеем Степана Затраву, движимогожеланием завладеть бизнесом госпожи Гольц. Мы имеем с его стороны ряд действий,направленных на моральное подавление противника. Короче говоря, война войной. Инаконец военные действия дошли до того этапа, без которого полноценная война –не война, а именно: до физического уничтожения противника. Сергей покачалголовой.

– Честно говоря, Евгения Генриховна, такой сюжет оченьподходит для фильма про сицилийскую мафию, но не очень годится для нашихроссийских реалий.

– Не вижу в нем ничего необычного, – парировалагоспожа Гольц. – Если люди Затравы считают возможным переломать рукиодному из моих мастеров, то почему бы им не сделать следующий шаг? А потом, вызабываете об одной важной вещи.

– О какой?

– О волосах, которые отрезали. Я ведь говорила вам:когда Ольга Степановна нашла девушку, у той были отрезаны волосы. И сверхулежали ножницы.

Бесстрастный тон, которым Евгения Генриховна излагалаподробности, заставил Бабкина примерить на нее роль убийцы. Но в следующуюсекунду госпожа Гольц произнесла тем же невозмутимым тоном:

– Кстати, что касается меня, то у меня – алиби. Нацелый день. Я была в своем офисе с самого утра.

«Волосы. Черт, еще и волосы! А еще не в меру активныйконкурент! Хорошая у меня петрушка вырисовывается…»