– Эдик! – толкнула она мужа локтем. – Хватитпритворяться, все равно у тебя ничего не получается.

– Почему не получается? – повернулся к ней Эдик.

– Потому что. Ты чего не спишь, спрашиваю?

– Не могу заснуть, – признался Эдик, усаживаясь накровати. – Только задремлю, и… – он запнулся, – мертвая Илонаначинает сниться. Понимаешь, ерунда какая?

– Господи, бедняжка мой! – Наташа обняла мужа иприжалась к нему. – Давай я тебе массаж сделаю, хочешь?

– Наташа, ты что? Какой массаж? В нашем доме вчерачеловека убили! Просто пришли и убили! А ты мне массаж предлагаешь сделать!

Наташа покачала головой, с жалостью глядя на Эдика.«Правильно говорят, что женщины более устойчивы к стрессу, чем мужчины, –пришло ей в голову. – Достаточно на Эдика посмотреть и на его маму».

– Солнышко мое, – вкрадчиво заговорила она, –а кроме массажа еще на что-нибудь есть запреты?

– В каком смысле? – не понял Эдик.

– Ну, например, на секс. Ведь мы с тобой не можемсейчас заняться любовью, правда? Я думаю, должно пройти не меньше месяца, чтобымы смогли… Да?

– Наташа, ну зачем ты так извращаешь? – рассердилсяЭдик. – Я тебе на полном серьезе говорю, а ты…

– Так ведь и я на полном серьезе! – перебила егоНаташа. – Я полностью принимаю твою точку зрения. С этого момента –никакого секса следующие тридцать дней.

Эдик обернулся и взглянул на жену. Наташа сидела на кровати,и через кружево сорочки просвечивала соблазнительная нежная грудь. Глаза у неепосле сна были слегка раскосые, и Эдику вспомнились рассказы о юных девочках изсеверных племен, которых предлагают гостю, чтобы он лишил их девственности. Еготе рассказы всегда приводили в такое состояние… в такое неописуемое состояние…В общем, в такое, от которого он краснел. Наташа с ее черными волосами, сбледным, совсем юным личиком, с маленькой полоской от подушки, отпечатавшейсяна нежной щеке, вызвала в нем прилив столь сильного желания, какого он сам отсебя не ожидал.

Все время, пока Эдик изучал ее, Наташа смотрела на негоневинными глазами. Наконец протянула:

– Можно я тебя поцелую один-единственный раз? А после…В общем, месяц, договорились?

Она потянулась к Эдику, тонкая бретелька свалилась с плеча,открыв грудь, и Эдик, потеряв голову, прижался к этой ароматной груди, забывобо всем.

Через двадцать минут он лежал на постели, мурлыкая отудовольствия, пока Наташа разминала ему шею и плечи.

– Милый, по-моему, мы с тобой две аморальныеличности, – шепнула Наташа ему на ухо. – Особенно ты. Как же можно…вот такими вещами заниматься и в такое время!

– А ты все специально сделала! – пропыхтел Эдик,уткнувшись носом в подушку.

– Конечно, специально, – легко согласиласьНаташа. – Потому что хочу тебя все время, независимо от того, чтопроисходит – умирает кто-то, или рождается, или снег идет на улице, или град.На наши с тобой отношения ничто постороннее совершенно не должно влиять.

Эдик лежал, не отвечая, и она с тревогой подумала, что онсейчас встанет. Через пару минут он повернулся на живот и спросил:

– А про то, что ты меня всегда хочешь, – этоправда? Или так, для красного словца?

Секунду Наташа смотрела на него, а потом расхохоталась такзаразительно, что и Эдик захохотал вместе с ней. Они опять повалились накровать и стали возиться, как два щенка. Когда Эдик через три часа смотрел насебя в зеркало, умываясь, он видел совершенно счастливого человека.

Завтрак проходил в молчании. Время от времени появляласьОльга Степановна, озабоченно спрашивала, не добавить ли тостов и не сварить ликофе, но все только качали головами. В конце концов Ольга Степановна,всхлипнув, исчезла на кухне, а семейство Гольц продолжало завтракать.

Сегодня за столом сидел и Мальчик Жора. Наташа как разпыталась понять, для чего Евгения Генриховна пригласила его, когда госпожаГольц заговорила.

– Я хочу, – без предисловия начала она, –чтобы с нынешнего дня в доме закрывались все двери. Это понятно? ОльгаСтепановна! – повысила она голос. – Ты слышишь, что я говорю?

– Нет, Женечка, не слышу.

Ольга Степановна появилась в дверях столовой, и Наташазаметила, что сегодня ее седые завитки не уложены, как обычно, вокруг головы, аубраны в неряшливый хвост. Глаза у «метрдотеля» были опухшие.

– А ты сядь с нами, – предложила ЕвгенияГенриховна почти ласково, но Ольга Степановна ее ласковости почему-тосовершенно не обрадовалась. – И послушай, что я говорю. Мальчик Жораслушает, и ты послушай.

Ольга Степановна безропотно опустилась на стул рядом ссекретарем и уставилась на скатерть.

– Так вот, по поводу дверей, – продолжила ЕвгенияГенриховна. – Отныне все двери, разумеется, нужно закрывать. Мальчик, решивопрос по поводу камер. Я хочу, чтобы их установили везде, по всему периметрудома.

– Давно пора, я тебе сто лет про них говорил… –начал было Игорь Сергеевич, но наткнулся на взгляд сестры и осекся.

– Я хочу, чтобы каждый из вас понял: Затрава оченьопасен. Этот человек не остановится ни перед чем, поэтому каждый из вас долженпринять свои меры предосторожности. Разумеется, прокуратура расследуетпреступление, но на наши правоохранительные органы у меня надежды мало,откровенно говоря. Наташа, старайтесь не ходить одна. Ты, Эдик, пожалуйста,договорись с охраной своего банка.

– Мама! – страдальчески поднял глаза к потолкуЭдик. – Ну о чем я с ними договорюсь?

– Поставь их в известность о ситуации, – нетерпящим возражений голосом приказала Евгения Генриховна, – а дальше ужене твое дело. Так… Алла, когда закрывается твоя галерея?

– Наверное, через месяц, – протянула АллаДмитриевна. – А что?

– То, что тебе предпочтительнее посидеть пока дома.Возьми отпуск или больничный.

Внезапно раздался хрипловатый голос Боброва:

– Знаешь, Женечка, я думаю, что Алле ничего брать ненадо. Давай не будем паниковать и переходить на осадное положение. Вполневозможно, что Алле даже безопаснее будет находиться пока на работе, а не… недома. Так что ты… ты не паникуй раньше времени.

Наташа посмотрела на свекровь и подумала, что меньше всего ктой применимо слово «паниковать». Госпожа Гольц, подняв брови, посмотрела наАллу Дмитриевну, но та сидела, уставившись в скатерть. Точь-в-точь, как ОльгаСтепановна. И тогда Евгения Генриховна перевела взгляд на брата. Господин Бобровпостарался сделать вид невозмутимый, но у него не очень хорошо получилось.

– Игорь, – голос Евгении Генриховны звучалдружелюбно, но Наташу чуть не передернуло, – скажи мне, пожалуйста: тызнаешь что-то, чего не знаю я?