Хотелось растянуть время, чтобы полнеепроникнуться происходящим, но вдруг все стронулось и понеслось, остановитьсябыло уже невозможно. Хорошо, что ему удалось достать презерватив. Элсе погасиласвет.

В какой-то момент у него мелькнула мысль, чтовсе должно было бы быть иначе, но изменить что-либо он уже не мог. О девушке онсловно забыл. Но позволил ее коже завладеть собой. В решающий момент у негоперед глазами возник тот гвоздь в стене. Он сам в ярости забил его туда.

Позже он пытался угадать, что чувствоваладевушка, однако она молчала. Да и что она могла бы сказать? Одеваясь, онзаметил на себе ее взгляд, и его охватила грусть, которую Ой не мог выдержать водиночестве. Поэтому он подошел к пей, обнял и спросил, хочет ли она встретитьсяс ним еще.

— Да, — прошептала она и крепко прижалась кнему. О том, что случилось, они больше не говорили.

— Ты такой вежливый, — прошептала она, когдаон собрался уходить.

Ему бы хотелось, чтобы она сказала что-нибудьдругое. Неважно что. Просто другое, что-нибудь необычное. И, не зная, какизбавиться от этого чувства, он сказал ей, что она красивая. Кто знает, зачемон это сказал, никто его не просил. Но ее обрадовали его слова, так что сказаныони были не зря.

Пока он целовал Элсе, он понял, что все времяпомнил, что это не Руфь. По пути в казарму Горм решил написать Элсе, что большене может с ней встретиться.

* * *

Парни в казарме под разговоры о девушкахиграли в карты. Одд, спавший с Гормом на одной двухъярусной кровати, видел, какГорм танцевал с Элсе.

— Ничего штучка, — сказал он, присвистнув.

Горму это понравились. Это доказывало, что сЭлсе стоит иметь дело. Но он не нашел, что ответить Одду.

— Получил, что хотел? — спросил Одд.

— Что получил? — растерялся Горм.

Парни захохотали.

— Между вами что-нибудь было? — спросил пареньпо прозвищу Языкастый, который никогда не лез за словом в карман.

Горм разглядывал свои карты. У него на рукахбыли трефовый туз и червовый король. Но сейчас это не могло ему помочь.

— А тебе-то что? — сказал он наконец.

— Да так, захотелось узнать, ты вернулсякакой-то выпотрошенный. Вот я и подумал, что это ее работа.

Все, кроме Горма, засмеялись. Он сноваперебрал свои карты. Оставил себе двойку пик.

— Нельзя безнаказанно сплетничать о дамах, —произнес он как можно спокойнее, ничего другого ему в голову не пришло.

Парни снисходительно отнеслись к его словам.Некоторое время их занимала только игра. Но Горм потерял к ней интерес. Онникак не мог вспомнить лица Элсе, помнил только, что у нее на животе возлепупка было родимое пятно.

Неожиданно Одд ткнул его в бок.

— Горм, с тобой все в порядке?

— Я не уверен, — серьезно ответил Горм ипокрыл валета трефовым тузом.

Парни опять добродушно захохотали. Как мало имнужно, подумал Горм. Им только палец покажи, и они уже смеются. А вот ему надопоследить за собой, во всяком случае, не напиваться до бесчувствия.

* * *

Горм так и не написал Элсе, что больше неможет с ней встречаться. Напротив, пока он служил в армии, они встречалисьрегулярно. Это получилось как-то само собой.

Несколько раз сначала был диван, а кофе потом.Если ему хотелось, чтобы было наоборот, было наоборот. Одеваясь, Элсе болталаобо всем, что приходило ей в голову. Горм пытался отвечать на ее вопросы, если,конечно, не предпочитал разговору любовные игры.

Казалось, Элсе тоже служит в армии, только еечасть находится в другом лагере, и им дано встречаться, пока длится и к служба.

Но почему-то Горму всегда становилось грустно,когда он думал об Элсе. Особенно когда все было кончено и он одевался. Ему нехотелось показывать ей этого, чтобы она не подумала, будто это ее вина. Поэтомуон приносил ей подарки. Ему было приятно видеть ее радость. Серебрянуюпобрякушку, шкатулку с зеркальцем и ключиком, мохеровый джемпер абрикосовогоцвета. Больше всего ей нравился медный поясок, который делал ее талию тонкой,как у муравья.

Не считая того, что происходило на диване вотсутствие докторского семейства, самое приятное было слышать, как онавосклицает: «Господи, какая красота! Сколько же это стоит?» — и видеть еерадость.

Горм не понимал, как он мог принять ее заРуфь. «Будь осторожнее, — говорил он себе, ты не способен отличить одну девушкуот другой». Несколько раз, сидя и глядя на Элсе, он спрашивал себя: «Почему яздесь?»

И это все? — думал он, и ему становилосьстыдно за свои мысли. — И ничего больше?

В последнее воскресенье июня Руфь вернулась сМатерика.

Она привезла с собой много картонных коробок свещами, потому что реальную школу она уже кончила. Йоргена нигде не было видно,и она спросила о нем у первого, кто попался ей на глаза.

— Йорген теперь день и ночь пропадает уангличанина, — сказал Педер Почтарь и бросил через поручни свой полосатыймешок, потому что пароход, прогудев, собирался отойти от пристани.

Йорген спустился по склону вместе с собакой,привязанной к ручке тележки. При виде Руфи он расплылся в улыбке, кинул тележкуи бросился к ней с распростертыми объятиями. Руфь позволила ему тормошить итискать себя, стараясь понять то, что он говорил ей.

— Чья это собака?

— Майкла! И Йоргена! — Он снова обнял ее.

Потом внимательно осмотрел рукава и воротникее пальто. Карманы. Вывернул наружу клетчатую подкладку и восхитился ею.Подобрал носовой платок и мелочь, выпавшие из кармана. Снова запихнул их вкарман.

Собака тоже захотела участвовать в общей радостии прыгала на Руфь. Йорген словно очнулся.

— Эгон! Лежать! — властно крикнул он ивыпрямился.

Руфь не могла опомниться от удивления: Йоргенотдал приказ! Большой собаке! И она повиновалась ему!

Они поднимались с пристани вместе с кучкойприбывших. Йорген вез на тележке вещи Руфи, собака бежала рядом с тележкой. Онстарался, чтобы между ним с Руфью и остальными все время находилась собака.Иногда он останавливался, обнимал Руфь за плечи и улыбался.

— Руфь! Не уедешь?

— Нет! Пошли! — Она дружески подтолкнула его.

Он засмеялся, поставил тележку и вытащилчто-то из кармана. Это была маленькая деревянная собачка. Белая, с чернымипятнами. Ее легко можно было зажать в кулаке.

— Спасибо, она очень красивая, — сказала Руфь.

Йорген, смеясь, откинул голову: